quest L5
Notes
август 2020 года
«До»
Как же интересно наблюдать за этими богатыми гордецами свысока. Сидят за столиками с фигурными ножками, покручивая сигару и попивая приятно шипящее в горле шампанское. Сразу видно: они хозяева этого бренного мира. Болтают о политике, смакуя каждую букву, особенно выделяя каждый вдох и выдох сигаретного дыма, который всегда что-нибудь значит. Лениво, все так же элегантно махнут рукой, чтобы к ним подбежала милая официантка в ярком платьице. Тонкие галстучки, костюмчики с иголочки, ботинки с узким кончиком, из-под которых выглядывают белые носки. Что уж тут говорить про симпатичных спутниц... Когда же официантка лёгким, быстрым шагом добирается до именитых гостей, те откидываются в своих удобных креслах. Изучают меню полным уверенности взглядом. Загадочно улыбаются. Втягивают дым толстой сигары. А затем откидывают его в сторону и с гордой, веселой улыбкой говорят:
«Принеси самое лучшее, дорогуша!»
И им приносят. Самый дорогой коньяк. Самый дорогой виски. На столе волшебным образом сначала появляются различные закуски с трюфелями, а затем тарелки с телячьей, гусиной печенью, конфи, стейками... В общем-то, блюд много. Однако я их все запомнил.
Собственно, а как мне их не знать?
Какой-то лысый скряга, наевшись, что-то провыл. До меня донеслось лишь:
«… столько перца в суп…»
А что было в начале? Чем-то напоминает фразу героини Бакуниной из книги советского писателя Германа, которого читают и переводят «левые» лингвисты. Их нудная коммунистическая болтовня доканывает меня каждый вечер.

А те богатые красавцы и не замечают торопливых официантов, кружащих вокруг них. А уж тем более их красавицы с обворожительными фигурками. Давно заметил, что в присутствии множества женщин всегда становится жарче, чем обычно. А все из-за прекрасного, неповторимого, до ужаса талантливого и до жути очаровательного саксофониста. И как ты только так можешь, милашка Джимми? И красив, и одарен. Само чудо!

Но, чёрт, почему ты только не на их месте, Джим? Почему не пьешь чёртов коньяк из чёртового фужера? Почему не берешь этот уточнённый ножичек и не разрезаешь какую-нибудь утку по-французски? Почему не чувствуешь, как она тает у тебя на языке? Почему твое горло обжигает этот дурацкий виски за четыре бакса, а не что-нибудь получше да подороже? Я часто задаю себе эти вопросы, наблюдая за гостями. И столь же часто выбрасываю такие мысли головы. К чему мне эти глупости?

Я достоин большего. И я этого знаю. И это случится. Нужен... Нужен лишь случай. Один! И я на пике славы с золотым альбомом в руках! Нужен лишь случай...
«Ре»

Барбара, детка, ну, куда же ты лезешь? Ты никогда не станешь второй Билли Холидей. Продюсеры, которые тут постоянно ошиваются, даже не посмотрят на твои чудесные ножки. Перестань стараться и найди себе уже чернокожего паренька из Бронзвилла. Да, у тебя хороший голосок, но до настоящей джаз-певицы тебе ещё очень далеко. Американская мечта светит только мне! Это я, милашка Джимми, скоро буду сиять на вершине и не подыгрывать тебе, а слушать из зала, вальяжно сидя на кресле, прикуривая сигарету и подзывая хорошенькую официантку щелчком пальцев со словами: «Детка, ещё бренди».
Кстати, насчет официанток — отдельная каста. Милашки, но такие дуры. Приехали в наш город в надежде стать актрисками, да так и разносят лимонад и терпят сальные взгляды таких толстосумов, как Джон Спектатор — крупная рыба, владелец банка «Золотой жук» на Бурбон-стрит. Перед зданием поблескивает табличка: «Банк предлагает вклады под 2,22% до 2,56%». Как же клиенты соответствуют названию банка! Такие же крохотные мечты как у насекомых – маленькие домики, маленькие машинки, абсолютно ничтожное существование. Согласен ли я на такое? Нет!
Я смотрю на остальных посетителей. Среди этих надменных павлинов выделяется пожилая пара. Сидят особняком, ласково глядя друг на друга. Они-то обеспечили себе достойную старость! Впрочем, смотрятся гармонично — обычно старики вроде этого приходят с двадцатилетними студентками.
И тут я вижу её.

Официантки, певички, жены клерков средней руки, выбравшихся сюда с мужьями, как на праздник, чтобы как-то разнообразить и спасти их скучную семейную жизнь... все они меркнут в сравнении с ней, как стекляшки рядом с бриллиантом. О, мой ангел! Тонкую шейку украшает нитка жемчуга, змейкой укрывая выступающие ключицы, будто подчеркивая хрупкость и грациозность этого создания.

Певичка затягивает «P.S I love you».

И эта леди пришла одна. Я чувствую незнакомый трепет, нельзя упустить свой шанс, я должен с ней заговорить! И сегодня я точно выложусь, играя только для тебя, незнакомка.
«Ми»
Планы:
1) Еще раз погладить костюм.

2) До четверга одолжить у Берти «Monsieur Lavin».

3) У Томми купить алые розы.

Или она любит белые? Ставлю сотню баксов… нет, полсотни на то, что от любого подарка Штефани растает. Конечно, если он будет от меня — милашки Джимми, нового креветочного коктейля в ее скудном баре супружеской жизни. Черт, а она неплоха! Вчерашняя слабость после ужина почти пробудила желание украсть ее поцелуй… Но нет, я должен быть сдержанным с милашкой Штефани. Не упомяни Генри о том, что эта богатая сволочь, Пит Фокстер — муж Штефани, я бы уже… Впрочем, это тот самый случай. Фокстер, говорят, заедет на днях присмотреть талантливых парнишек — набирает контрактников для записи альбома.

Штеф, детка, ты можешь приблизить меня к мечте. Пять лет мой саксофон ждал, когда его услышат на всех радиостанциях Америки. И потом, черт возьми, для чего я сменил десять ресторанов? Чтобы оказаться в 11-м и продолжить переигрывать Джо Гордона? Я устал от того, что музыкантам вроде меня есть лишь одна прямая и постылая дорога — от подсобки, где спишь, до сцены, где истекаешь творческим потом. Тебе аплодируют, тебя любят… Вечером. А потом ты спускаешься с блистающей сцены на пропитанный сыростью пол, меняешь отлакированные до блеска туфли на потертые мокасины и становишься никем.
«А вы кто?» — спрашивают спустя час после концерта посетители ресторана, доевшие тушеную в бургундском вине говядину. А ты лишь саксофонист, закончивший музыкальный колледж на отлично, но вынужденный ограничиться этим успехом. Я лишь саксофонист, который дождался подходящего случая.

О, Штеф, детка. Я буду сладким для тебя, как мед, лишь бы ты только добавила в мою жизнь щепотку сахара… И, наконец, я стану саксофонистом, который сядет за столик ресторана и, восхитившись сначала вином, а потом чудесным исполнением, спросит у музыканта: «А вы, собственно, кто?»

«Фа»
Никогда не перестану удивляться этим богачам из Чикаго — поразительно романтичные и наивные люди. Интересненькое дельце получается: я здесь всего пару-тройку дней, а уже становится жарко. Вот что значит быть истинным дельцом — всего-то и надо, что обработать эту славную сентиментальную Штеф. Кто сказал, что парень с саксофоном и без трастового фонда достоин внимания только лишь официанток и продавщиц помады из бутика на Мичиган-авеню? Я романтик, но человек дела.

Играл мелодичный «Ду-воп». Строчка «…If I hold your hand, you will understand» (вспомнить бы название песни) все крутилась у меня в голове, пока я не настроился на комплименты:
«Эй, детка! Сегодня мои часы при мне, потому что я просто обязан провести время с тобой».

Потом она отвела глаза и поджала губы, а я подумал, что эта морщинка у рта ей совсем не к лицу. Неужели мои шуточки слишком грубы для вас, мэм? Однако оставим. Я был намерен приятно провести вечер, поэтому быстро вернул улыбку на лицо.

«Твой голос звучит как песня, которую я бы слушал вечно».

Она хмыкнула и сказала, чтобы я прекратил, ведь она знает, что единственный голос, который я бы хотел слушать — это мой собственный.

«Ну, согласись, это чертовски приятно звучит».


«В твоей голове, возможно». Она отпила из высокого бокала, не сводя с меня глаз. Смутно знакомых глаз.

«У меня стойкое подозрение, что мы с вами уже встречались».

Она сомневается.

«Нет, нет, послушай! Нью-Йорк, пятьдесят шестой, Стейт-Стрит…»

Штефани посмотрела мне в глаза так, будто видела меня впервые. Помолчала.

Потом ответила: «Пятый, пятьдесят пятый», — и подняла глаза к потолку.

«Подарок нам не мил, когда разлюбит тот, кто подарил».


Офелия. Я вспомнил. Я видел ее, когда у нее еще не было этой раздражающей морщинки у рта. Она играла в какой-то бродвейской постановке, а я был в темном зале, справа от меня сидела Линда…или Тина? Девица, которая постоянно взрывалась громким хохотом на совсем несмешных моментах. Ну, это не имеет значения.

Я быстро вернулся от воспоминаний к Штеф. Она откинулась на спинку кресла, опустила плечи, и на ее жакете появились складки. Штефани все говорила и говорила про театр, про Гамлета, про мечты о большой карьере. Про то, что вышла замуж, но не получила красной дорожки прямиком к славе, которую она разделит со своим любимым мужем. Печально. Но в тот момент я мог думать лишь о том, какой шанс мне выпал и что я точно его не упущу. Я сам проведу себя к лучшим столикам в самых дорогих ресторанах Америки, а приоткроет дверцу в этот мир моя милая миссис Фокстер.


Я подвинул к ней стул и начал комичными голосами декламировать Шекспира. Она смеялась и говорила, что это отвратительно. Подхватывала реплики, делала грустное лицо и пищала что-то из «Ромео и Джульетты», а глаза ее смеялись и блестели. Либо на нее так действовала «Маргарита», либо я все делал правильно. Мы ели что-то вкусное и дорогое, что я точно не смог бы позволить себе в любой другой день. Но сейчас особый случай, а фрикасе (или что это я заказал) с шампанским — удивительно нежен.

Она ела пасту, одной рукой наматывая спагетти на вилку, другой накручивая прядь волос на палец, а я щедро сыпал комплиментами, как сахарной пудрой на шоколадный фондан.

Она ела подтаявшее абрикосовое джелато, а я таял от мысли, что все идет так гладко.

«Соль»


Каждый вечер я наблюдаю одни и те же лица: гладко выбритые, напудренные, блестящие от пота. Одна и та же музыка, коктейли, громкий смех какой-то блондинки. Но сегодня появилась одна новая деталь. Очки. Не просто очки, а очки, которые мелькают на обложках всех известных музыкальных журналов. Пит Фокстер — акула шоу-бизнеса и муж Штефани-Офелии. Ну, что ж, мистер Фокстер, сегодня вся музыка только для вас.

Не помню, когда в последний раз я играл так хорошо.
Я был в гримерке, когда Генри пришел сказать, что какой-то мистер за восьмым столиком хотел бы переговорить со мной.

Вот как.

...

«Ты веришь в Бога, парень?»

Продюсер пристально посмотрел на меня.

Я ответил, что Библии у меня нет, но матушка заставляла меня читать молитвы перед сном, так что, если мистеру Фокстеру угодно, я постараюсь поддержать разговор.

Фокстер ответил, что я не первый умник, который смеет острить у его столика. А потом добавил, что моя музыка звучит так же нагло, как я сам.

Он заказал себе пресловутый креветочный коктейль, а я закурил. Пит поглядывал на меня сквозь очки и молчал.

Пауза трепала мои нервы, поэтому я решил что-нибудь сказать, но в моей голове было предательски пусто. Сказал, что в Чикаго сегодня жарко. Вот и все. А на столе как-то незаметно для меня появились тарелки с мясом и овощами. Я не мог понять, что это за блюда. Они не были похожи на те, которые обычно подают людям вроде Пита Фокстера. А он с аппетитом принялся за картошку с куриными крылышками, будто пришел не в дорогой ресторан на неделе джаза, а в забегаловку где-нибудь в Бронзвилле. Остатки креветочного коктейля выглядели раздражающе рядом со всей этой пищей простаков и работяг.
Да, сегодня жарко.

Тут Фокстер отвлекся от картошки, которую он брал с тарелки руками (что, видимо, никого, кроме меня, не смущало). На его галстуке было крохотное подсохшее пятнышко кетчупа. Я почувствовал, что меня водят за нос. Зачем я здесь?

В этот момент какой-то парень за соседним столиком, видимо, как следует поднабравшийся, крикнул что-то вроде: «Это что за помои? Я заказал лонг-айленд, а вы притащили мне отраву!»

Отраву? Да лучше бы тебе, пьянчуга, олеандровый сок вместо лонг-айленда принесли! Олеандр…а где он вообще растет?

Ненавижу, когда меня застают вопросом врасплох, но после пьяного крика произошло именно это:

«Ты веришь в Бога? Потому что именно его милостью, твой какой-никакой талант не будет зарыт в землю».

Да уж, мне воистину посчастливилось встретить Штеф.

«Моя жена, как вам уже известно, была актрисой. Не такой одаренной, чтобы пробиться выше. Но тем не менее у нее есть нюх на таланты».

Потом Пит повторился про нюх и таланты. О, Штеффи считает, что мне стоит дать шанс?

«Думаю, ты далеко пойдешь. Меня волнует только то, чтобы ты держался подальше от Штефани. У нее слабое здоровье, а ты пользуешься ее сентиментальностью».

Ну что вы, сэр!

«Ты прохвост, но в наше время это выигрышный образ».

Да, милашка Джимми — прохвост. Но разве как-то иначе можно добраться до сладкого? Сахар всегда на самой верхней полке буфета, поэтому нужно либо быть длиннее шпалы, либо уметь прыгать выше головы.
Либо кто-то может подать тебе сахарницу.
Да, Пит. Этим «кем-то» можешь быть ты.

Конечно, я был в курсе, что Фокстер приехал сюда подыскать талантливых ребят.

«Ты подходишь».

Как сладко это прозвучало.

«Что ж, Джеймс, я намерен предложить тебе контракт. Не на миллион, но парень вроде тебя может только мечтать о таком начале карьеры».

В следующую секунду на стол красиво опустился лист бумаги. В набранном на машинке тексте я разобрал только «Договор» и «сотрудничество». Восторг.

Я стрельнул шариковую ручку у пробегающей мимо (подслушивающей) официантки и уже было готов поставить закорючку рядом с галочкой.

«Тебе всего-то и надо, что играть на своем саксофоне. Только подальше от моей жены».

Я замер на секунду, но в следующий миг на бумажке уже красовалась моя подпись.

Жди меня, верхняя полка буфета. Жди меня, сладкая жизнь.

«Ля»

Какой вкус у идеального завершения плана и начала нового этапа в жизни? Конечно, джелато с шампанским! Сладкий, терпкий, бросающий вызов — то, о чем я мечтал. Черт возьми, милашка Джимми, у тебя получилось! Ты сидишь за накрытым розовой скатертью столиком, а на сцене играет талантливый, но невзрачный паренек. Пару дней назад ты и сам носил потрепанные мокасины.

Да, пару дней назад я и сам не верил, что этот дурманящий, вздувающий вены вкус славы может быть так близок. Сладкий вкус счастливой жизни, которая расстилается передо мной в тридцати сантиметрах, вот на этом листке. Да, вчера я носил потрепанные мокасины. А сегодня, прямо сейчас я сижу в новых тщательно отлакированных туфлях и подписываю контракт с самим Питом Фокстером.

А эта богатая сволочь оказалась на такой уж и плохой — Пит предложил нехилый гонорар. Наконец голос моего саксофона услышат! Наконец я выйду на извилистую тропу, которая проведет меня по всем кругам славы. После недооцененности наступит признание, обожание, любовь. Женщины… Они станут ко мне еще ближе. Та красотка за соседним столиком или брюнетка возле барной стойки будут кусать свои загорелые локотки от досады, что не сидят со мной. А ты, Штеффи, моя herzken (или -chen? Надо уточнить. Да вот только у кого..?), лучшая Офелия, которую видел «Бродвей». Но я не Гамлет, чтобы играть в этой пьесе.
Я успешный саксофонист, который, наконец, сможет притронуться к сладости жизни: закускам с трюфелями, а затем тарелкам с телячьей, гусиной печенью, конфи, стейкам.

Джелато… Шампанское… Смотрю на них и думаю: как, черт возьми, хороша …

«Си»

Милашку Джимми хватил приступ — переел сладкого. Вчера вечером. В десять. Врач подъехал вовремя. Саксофонист находится на реабилитации, долго не вернется к музыке. И лишь «G», оставшаяся одна среди стертых на обложке тетради нот, будет скучать по Джимми.

Вероятнее всего, вчера он хотел дописать, как хороша жизнь.

К черту ее.


«До»

P.S: если в следующий раз захочешь разыграть очередной спектакль, будь добр, не поленись спрятать свою свиНотную книжку. Иначе твое шоу закончится раньше, чем планировалось. ᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠ
Не твоя детка