ДАРЬЯ Евлакова



ARS VIVUS
Искусство живо
сентябрь 2018 года
Что такое искусство — отражённый или созданный мир? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно сначала решить, что понимать под искусством.
Допустим, искусство — это то, что создаёт прецедент, повод размышлять; произведение искусства — что-то (на самом деле что угодно), что художник выделил из остального мира. Причём «выделил» не обязательно означает «создал»: contemporary показало, что произведением искусства может стать любой объект, достаточно иначе на него взглянуть. Вспомнился пресловутый «Фонтан» Дюшана: век назад приволочённый художником в именитую нью-йоркскую галерею писсуар до сих пор волнует умы и назван шедевром XX века.

«Фонтан». Марсель Дюшан
Вообще, наполнять обыкновенные предметы и действия новыми смыслами — уникальное свойство искусства. Не принимаете редимейд? Пожалуйста, более традиционный пример — фотография. Снимок ведь — это в буквальном смысле фрагмент действительности. Но полоска света или прихотливо упавшая тень на фотографии перестают быть лишь физическим явлением, случайно схваченный жест — просто движением. Всё, что вбирает в себя искусство, становится образом. Замечу, не символом — образом, потому что символ расшифровывают, он конечен (в пределах одной культуры). Художественный образ же неокончателен и пластичен.
«Тургенев». Реджон
Образ всегда двухчастен, то есть состоит из «сказанного» и «умолчанного»: нот и пауз, предмета и фона, развёрнутого портрета или только стрижки по последней моде. Образ как таковой рождается из отказа от части качеств прообраза, в этом смысле искусство — экстракт реальности. Но именно «неполнота» художественного образа порождает множество ассоциаций, и, следовательно, смыслов. Тургенев полагал, что автор должен досконально изучить своего героя, знать все его черты, а читателю оставить лишь некоторые из них, тогда появится психологизм. Но кто сказал, что роль читателя в том, чтобы вычерпать произведение до дна и понять всё, что автор оставил «в скобках»? То, что не написал Тургенев, и то, чего не прочитала я, может оказаться не одним и тем же.
«Всякая литературная материя делится на три сферы:

1. То, что автор хотел выразить.

2. То, что автор сумел выразить

3. То, что он выразил, сам того не желая.

Третья сфера наиболее интересная», — говорит в «Записных книжках» Довлатов. Даже сам создатель не может сказать точно, о чём говорит его произведение, потому что, закончив работу над ним, он отстранился от образа и сам стал его созерцателем. Как раз в литературе это виднее всего: художественное слово неоднозначно, и автор может по-разному истолковать его. Например, в годы Гражданской войны Максим Горький в письме солдатам красноармейцам называл своего героя странника Луку «утешителем», «примирителем», то есть тем, кто заглушает борьбу. Но разве мог Горький сказать то же в 1902 году, когда писал «На дне»? Тогда для него главный вопрос пьесы — что лучше: истина или сострадание? – был открытым.
«Италия, о. Капри. М.Горький»
Итак, произведение не подчинено своему творцу окончательно. По ходу развития образ вступает с автором в диалог, диктует свои условия, развивается и творит себя сам. Автор же, по мысли Бахтина, только преднаходит образ. И хотя Бахтин говорил о литературе, его слова, как мне кажется, справедливы для искусства вообще.

«El hombre que se crea». Алехандро Маэстре и Хулиан Кьяновас-Яньеса
Однако, я вовсе не предлагаю свести роль художника к инструменту в руках некой силы. Художественный образ может развиваться своенравно, но рождением своим он обязан всё-таки размышлениям автора. Любое произведение художник создает, прежде всего, для себя, решает собственные вопросы, развивает идеи. Зритель, читатель или слушатель не являются целью автора, конечно, если речь не идёт об агитации. Художник не «пасёт народы», у него своя правда.
Творчество — это образ жизни.
С другой стороны, искусство — это язык, причём язык универсальный, посредник между людьми разных эпох и культур. И чтобы жить ему, как всякому языку, необходимы носители, понимающие его, значит, оно невозможно без зрителя. Искусство диалогично; в диалог вступают: образ с автором, автор со зрителем, образ с образом, и, наконец, образ с воспринимающим. Этот последний диалог и есть искусство в действии. Ведь произведение само по себе ни о чём не говорит, оно разговаривает, когда его спрашивают. Образ расскажет ровно столько, сколько вы хотите узнать. Быть носителем языка искусства означает всё время быть готовым видеть, сравнивать, спрашивать.
Кажется, художественный образ обладает всеми признаками живого организма: рождается, питается (и пища его — проявления жизни), размножается — в аллюзиях и переходах из одного вида искусства в другой, умирает, если некому его считывать. Тогда какой след оставляет этот организм в окружающей среде? Возможно, это то влияние, которое мы испытываем при соприкосновении с образом.

«Черно-белое царство». Джесси Дракслер
По-моему, афоризм Оскара Уайльда удачнее всего описывает влияния искусства: «Лондонские туманы не существовали, пока их не открыло искусство». Искусство формирует сознание и самосознание: до Тургенева были тургеневские барышни, но не было такой модели поведения и, следовательно, стольких, примеривших её на себя. До Достоевского не было такого Петербурга, были дворы-колодцы, углы, трактиры, но явления «Петербург Достоевского» не существовало, и дело тут не в поэтике, а в смыслах, которые были вложены писателем в эти места. До начала двадцатого века в общественном сознании так и существовало два образа Санкт-Петербурга: стройный-строгий и достоевский. Позже появился Петербург Серебряного века: сначала на литографиях Остроумовой-Лебедевой, а затем и в умах.
Искусство, как уже говорилось выше, можно определить как прецедент, язык, экстракт действительности, силу, формирующую сознание. Но также можно сказать, что оно — альтернативная реальность, к которой человек обращается уже несколько тысячелетий. Почему? Ю. М. Лотман в одном из своих выступлений произнёс: «Искусство — опыт того, что не случилось…оно даёт нам выбор там, где жизнь выбора не даёт». Оказавшись перед произведением искусства, человек, если только он соответствующе настроен, переживает образ; в большей мере в театре, кинематографе и музыке, в меньшей — в изобразительных искусствах. С этой точки зрения искусство не может довольствоваться скромной ролью отражения мира. Тем более сейчас, когда оно так сблизилось с жизнью, буквально ворвалось в неё: обыденные звуки вплелись в музыку, зритель стал участником действия в иммерсивном театре, появился редимейд, перформанс, акционизм.
«Субъектив: Лицом к лицу». Юрий Лотман

Возвращаясь к мысли Лотмана, замечу, что искусство даёт возможность не только выбора, но и удивительной ёмкости и выразительности высказывания. Можно сказать: «Красота — преходящее», а можно, как Караваджо, написать у прекрасного томного Вакха грязь под ногтями.

«Вакх». Караваджо
Искусство родом из жизни, тесно переплетено с ней, но всё же оно — обособленная, саморазвивающаяся реальность. В заключение приведу высказывание Поля Элюара: «Я не изобретаю слова. Я изобретаю предметы, живые существа, события, и мои чувства способны их воспринимать».
Верстка: Толчина Мария