Позавчера у Александра Чедовича был день рождения. Ребята сочинили для него олимпиаду — пусть составитель конкурсов для детей сам решит задачки, написанные школьниками. Сидим сейчас в мягких креслах лобби-бара в «Сириусе» и обсуждаем странные подарки, которые дарили ему дети. Больше всего запомнилась пачка носков с разноцветными принтами: динозаврики, черепа, ананасы — «самый необычный коллективный подарок».

— Сейчас мы в «Сириусе», подобных образовательных лагерей в России много. А в каких развивающих лагерях были вы в юношестве?

— Ни в каких. Никогда ни в одном таком не был.

— А как вы в школьные годы проводили свои летние каникулы?

— Ну, я в основном ездил в Сербию. Поскольку у меня папа — серб, почти все лето я обычно проводил там. Мы с семьей жили большую часть года в Москве, учился я в Москве, а вот на лето мы ездили в Сербию. На самом деле, в Сербии я не так часто бываю, как хотелось бы. Там больше всего мне, наверное, нравится погода и еда. Потому что я люблю, когда тепло и когда вкусно, а там оба эти условия выполняются.

— Вы говорили, что первый раз попали на олимпиаду по лингвистике случайно. А вот как произошло это «случайно»?

— Ну, я пришел на турнир Ломоносова, там конкурсы по разным предметам: математика, физика — что-то такое я всегда писал. Зашел на лингвистику, а там было очень странно, были задачи про арабский язык и про норвежский. Первое, что мне хотелось сделать — это возмутиться. Арабский, норвежский язык — вы с ума сошли? Потом я посмотрел-посмотрел — и решаются. Вот, дальше я выиграл конкурс по лингвистике на турнире Ломоносова. Потом мне звонили (был обзвон победителей турнира) и пригласили на традиционную олимпиаду по лингвистике. Теперь я здесь.

— Вы рассказывали ранее, что в школьные годы активно изучали математику и физику. Насколько сложной была для вас первая олимпиада по лингвистике как для человека, изучающего, в основном, точные науки?

— Я, конечно, уже к тому времени листал сборники задач, читал энциклопедию «Аванта+» «Языкознание и русский язык», так что, в общем, я не был шокирован; там были задачи, которые мне были вполне по силам. Я, в общем, пришел туда достаточно подготовленным.

— В 2004 году вы стали победителем Международной олимпиады по лингвистике, а в 2005 — взяли только бронзовую медаль. Какие ощущения вы испытали, когда узнали, что не выдержали планку предыдущего года?

— Да никаких особенно. Я же уже знал, что не решил одну задачу, когда выходил с индивидуального тура третьей Международной олимпиады в 2005 году. Поскольку призов дается мало, то даже было приятно, что я получил диплом третьей степени — бронзовую медаль, потому что с 4 решенными задачами не было полной уверенности, что вообще мне достанется призовое место. Сейчас все, конечно, изменилось: и задачи стали сложнее, и наград дают больше — так что сравнивать это с нынешними результатами довольно сложно. К тому же, конкуренция стала больше, потому что олимпиада сильно выросла за это время. По тогдашним меркам это было так: с 4 решенными задачами был вполне реальный риск не получить медаль вовсе.

— Обычно после таких мероприятий, как Международная олимпиада или даже Всероссийская олимпиада школьников, появляется много приятелей. Как вы поддерживаете связь с товарищами по олимпиадам?

— Я больше общаюсь со своей командой с третьей Международной олимпиады, потому что вторая Международная олимпиада была для нас не совсем настоящей Международной, так как она проходила в Москве. Международная олимпиада в родном городе — это как-то не так интересно, и, соответственно, у нас там было меньше поводов сдружиться, сплотиться в этой поездке. А вот с ребятами, с которыми мы ездили в 2005 году в Лейден на третью олимпиаду — с ними мы до сих пор часто общаемся. Например, Лена Ханина живет в Москве, иногда ее вижу на проверке олимпиады. С Никитой Медянкиным мы последний раз встречались в Праге (он сейчас учится там в аспирантуре), когда я приезжал туда на конференцию — очень приятно проводили время. Игорь Виноградов далеко, но, тем не менее, мы с ним переписываемся. Так что, конечно, все эти связи остаются.

— У многих участников лингвистических олимпиад есть любимые задачи. У меня, например, это задача на тибетский язык, на тибетские числительные из курса «Лингвистическая антропология» на портале «Сириус.Курсы». А какая у вас любимая задача?

— Задача на тибетские числительные, конечно, красивая, но мне кажется, что она чуть слишком сложная. Я больше всего люблю задачу Бориса Иомдина про поисковую машину, про Карлсона, Фрекен Бок и т.д. Очень хорошая задача, а главное — глубокого содержания — показывает, как работают поисковые системы.

— Сейчас вы не только ученый, но и популяризатор. Как вы начали популяризировать науку?

— Наверное, это произошло, когда я стал сам сочинять лингвистические задачи для олимпиад. Еще будучи школьником, я решил попробовать себя в этом. Сейчас это модно, сейчас школьники часто сочиняют задачи. Вот мне на день рождения преподнесли подборку задач, и мне надо их решать, участвовать в олимпиаде, составленной в честь моего дня рождения. Тогда это не было так распространено, но тоже часто бывали на олимпиадах по лингвистике задачи, составленные школьниками. Я стал сочинять задачи, потом начал вести факультатив по лингвистике. Так постепенно все и завертелось.

— Какую составленную вами задачу вы считаете самой интересной, самой увлекательной?

— У меня есть задача про руническое письмо — на «Элементах» можно найти ссылку — задача, где дано зашифрованное сообщение, и надо понять, как германские рунические мастера записывали тайные послания, нумеруя буквы хитрым образом. Изящно получилось.

— Кроме популяризации науки, вы занимаетесь преподаванием. Какой был ваш первый опыт в преподавании?

— Преподавание для школьников. Вел я разовые занятия по лингвистике при РГГУ. Первый настоящий долгосрочный опыт был в Школе юного филолога филологического факультета МГУ. Я уже пять лет учился в вузе, стал преподавать курс под названием «Введение в индоевропеистику». Я тогда, довольно очевидным образом, был неопытным преподавателем. Я плохо понимал, что такое «сложно», что такое «просто» для аудитории, как все это вообще работает, и это получился очень сложный курс. Сейчас я с ужасом смотрю на те занятия. До конца его дожили три человека. С другой стороны, может быть, это самый удачный мой курс, потому что одним из этих трех человек был Антон Кухто, мой впоследствии друг и соавтор, который сейчас является аспирантом Массачусетского технологического института. Да, и это, в некотором смысле, очень важный результат — моего преподавания в том числе — он поступил на филфак МГУ, потом уехал в очень хорошее место учиться, продолжать писать диссертацию. И, собственно, это некоторый знак того, что курс по индоевропеистике удался, даже несмотря на всю его сложность.

— Ранее вы упоминали, что вашим ориентиром в науке был А. А. Зализняк. Какие еще ученые или учителя стали для вас примерами?

— Я бы обязательно упомянул М. Л. Гаспарова, с которым я лично, к сожалению, не познакомился. Он умер осенью 2005 года, когда я поступил на первый курс. Мы даже вставали в его память — была минута молчания. Его научные и научно-популярные тексты произвели на меня глубочайшее впечатление своей такой дотошностью и глубиной проникновения в самую суть вещей.

— А школьные учителя были какие-нибудь?

— Да, у меня была любимая учительница немецкого языка, которая, собственно, и побудила меня поступать на филфак МГУ. Ну и вообще, все мои школьные учителя, за редким исключением, были очень хорошие, хотя я учился в простой школе возле дома, без каких-то изысков, но, тем не менее, там было очень хорошо. Во-первых, это были компетентные специалисты, а во-вторых, создавалась такая приятная атмосфера, что можно было учиться и делать все то, что мне интересно, при полной поддержке со стороны учителей.

— Какое, по вашему мнению, главное качество преподавателя, кроме умения балансировать и объяснять и глубоко, и понятно?

— Нужно терпение. Нужно понимать, что не все сразу, что не получится так, что все люди поймут моментально, что ты говоришь, и сразу по прямому каналу получат из твоей головы все твои знания. Надо понимать, что ты начинаешь с не очень высокого уровня, постепенно поднимаешься выше и выше. Не надо сразу всего требовать в один момент — это сложно.

— А человека в целом?

— Человека в целом — наверное, доброта. Опять же, стараюсь всем этим качествам соответствовать, но уж, как получается — не мне судить. Как-то кажется, что люди вообще вокруг меня подбираются довольно добрые с моей точки зрения, и у меня всегда есть ощущение, что мои друзья мне помогут, если я устал, мне тяжело, они меня поддержат, и поэтому мне даже сложно назвать какой-то пример проявления доброты, потому что все, что вокруг меня происходит — это все она и есть.