Юл – так была названа планета в колыбели человеческой цивилизации на севере. С древнейших языков «юл» переводится как «песок»: безбрежные просторы Юл у экватора испещрены барханами. Под песком, окутывающим половину планеты, похоронена надежда на зарождение жизни. А там, где песок освобождает плодородную землю, на севере и далеко на юге, эта жизнь вьётся и разбухает.

На юге среди множества маленьких стран человечества воцарилась Бревита, на севере стоял единственный атлант Федерация Кандида–
страны-громады, страны-хозяйки полюсов Юл, где с начала времен были сосредоточены все силы человечества.

***

Никто не хотел брать на себя ответственность. Заседание правительства Кандиды напоминало скопище крабов перед налётом новой волны. Они замерли на своих местах, и каждый из них выжидал, когда кто-нибудь первым убежит и спрячется в какой-нибудь щёлке, чтобы остальные могли последовать за ним.

Во главе стола сидел председатель правительства. Его печальное лицо, казалось, вот уже многие годы обмывалось дождевой водой: гладкая кожа блестела влагой, а отпечаток жизни стёрся.

Министр по делам гражданской обороны прочистил горло, после чего мужской голос наконец-то прорезался в тишине:

– Непонятно вообще, зачем они использовали ТЫЗ, если у них был под рукой ТУЗ5: его ещё можно было бы списать на остатки Кандидского оружия со времён Северного альянса.

Заседание вспенилось недовольными, беспечными и пустыми фразами.
– Мы сидим на минном поле уже после того, как прошлись по нему. Наше счастье, что эти мины замедленного действия, и наше несчастье, что это нечто больше мин.

– Вы думаете, они осмелятся на индивальную бомбардировку такой большой страны, как наша? В таком случае, чтобы она была по-настоящему эффективна, им придётся совершенно безответственно поставить под угрозу половину человечества.

Председатель правительства посмотрел на наручные часы и нервно постучал по ним.

– Это немыслимо, – усталые вздохи просились из душного зала.
– Послушайте, – мужчина неловко продолжил, – вы достраиваете за Бревиту картину недавних событий. А между прочим наше оружие могло попасть туда самыми разными способами. Все их обвинения до сих пор не имеют под собой убедительной аргументации.

– И никогда не будут иметь, – министр обороны навис над столом. От взгляда этого человека, направленного прямо перед собой, председатель вздрогнул. Как будто над ним был занесён тупой молот.

– Вам не кажется, что мы кое-что упускаем из виду? – с удовольствием заговорил министр по делам гражданской обороны. – Мы живём в эпоху информационной войны. Все обвинения Бревиты в том, что мы проводим скрытую интервенцию в Викторию (страну, между прочим, испокон веков находившуюся с нами в вассальных отношениях), никого до сих пор не сподвигло идти на Кандиду войной, ведь все знают, что,
во-первых, жонглирование перед гражданами фактами с одним и тем же мотивом – чистой воды провокация. А во-вторых, мы превосходим их по вооружению. Так что этот ультиматум... – речь оборвалась, утонула в всеобщем трепете перед приоткрывшейся дверью.

Вошёл президент, и крабы снова застыли, лишь председатель покачнулся от облегчения. Посыпались приветствия, словно забарабанили яблоки по столу. Тела министров вдруг потеряли всю гибкость – они щёлкали, выпрямляясь, когда министры по очереди подскакивали и давали президенту эти яблоки. А он в свою очередь с изяществом их выкидывал.

Председатель собирался что-то поспешно ответить, стёр со лба испарину, и, прежде чем дать жизнь звукам, его губы задрожали:

– Мне очень неприятно это сообщать, но прошу простить меня за правоту. Говоря простым языком, это невозможно.

– Верно, – эхом отозвалось среди министров. Президента обдало холодом, а председатель продолжал:

– Самая очевидная причина – это время, уже забравшее возможность провести переговоры и постараться провести эту операцию без огласки.

– Мы подтвердим интервенцию для обоих полушарий. Тогда вопрос о сроках отойдёт на второй план.

Перед президентом вдруг чётко нарисовался круг
недоумевающе-раздраженных людей, вход в который был для него закрыт. В этом кругу один втекал в другого, тянувшись к чужому уху.

– Вы же понимаете, чего они добиваются?! – громогласно выступил министр обороны, затмив тем самым разговоры и отдельную фигуру. – Эта интервенция лишь повод уничтожить нас, никакой артиллерией это не обойдётся, а подлинная цель Бревиты – мировое господство. Вечный спор севера и юга подошёл к кульминации! Все, сейчас мы вышли на последнюю короткую дистанцию – либо они, либо мы.

– Я правильно понимаю, – произнёс президент, – что цель Кандиды – тоже мировое господство? – От той силы, которой были наполнены недавние его слова, остались ошмётки, и те сыпались.

– Каждая страна так или иначе добивается господства над кем-то или чем-то, и апогей войн между странами – это захват всего мира. Я говорю вам «да», господин президент!

С этих пор господин президент не сказал больше ни слова. Как что-то недавно в нем проснулось, так и заснуло. Черты лица снова освободились от какого-то бремени, и вернулась улыбка. Он внимательно слушал речи о неизбежности столкновения Бревиты и Кандиды, вместе с тем невидимая стена отделяла его от других людей.

Министр обороны взглянул исподлобья и проговорил:
– Спустим инди́вальные боеголовки первыми, – он встал от нетерпения.
– Отдайте же приказ!

Президент смотрел и на министра обороны, и сквозь него.

– Вы же понимаете, что другого выхода нет, – сказал председатель.

– Что вы хотите сказать своим молчанием?

– Если вы не отдадите приказ, нас испепелят!

– Либо они, либо мы!

Президент вышел.

Никто не хотел брать на себя ответственность.


***
Полдень тонул в северной жаре: небо выглядело сплошным густым мазком синей краски, не было видно ни планет-спутников Юл, ни звёзд.
Жужжание насекомых, перекрикивание птиц доверху наполняли сад резиденции, где проходило заседание правительства. В глубине зелени укрылся человек, бывший президентом. Он сидел у пруда и бросал камни, наблюдая за тем, как растут и постепенно исчезают круги на воде, как кривится его улыбка на волнах. Здесь бескрайняя пустыня, поглотившая большую часть планеты, могла только чудиться во снах. И вся та ненависть людей, что умудрилась пересечь даже мертвый океан, блуждала кошмаром.
На другом берегу за стволами плодовых деревьев человек заметил садовника, обрезавшего ветви кустов.

Завидев президента, плавно движущегося навстречу, садовник сначала оцепенел. По последнему было видно, что ему едва ли исполнилось двадцать пять лет и что в нём течёт южная кровь: чёрные кудри обрамляли золотое лицо.

– Господин президент?

– Пожалуйста, отнесись ко мне, как к обычному гражданину, – сказал человек.

В ответ юноша залепетал:

– Как так? Как так можно? – нечитаемый снисходительный взгляд прервал тихие возмущения.

– Скажи, зачем ты обрезаешь куст?

– Это омолаживает его, – рука в перчатке спрятала секатор.

– А может, он хочет состариться и погибнуть естественной смертью?

– Мне кажется, все живое хочет жить, – юноша чувствовал себя очень неудобно, из-за чего его слова то слипались, то разбегались.

В благосклонную ауру человека вдруг влилась холодность. Быстрой речью он объяснился:

– Тогда не мог бы ты ответить на ещё один мой вопрос? Предположим, ты волен выбирать, кому жить, а кому умирать, между двумя группами людей, которые различаются только по количеству. Одна в три раза больше другой. Кого ты выберешь?

– Конечно, ту, что больше.

– А если ты находишься в той, что меньше? – улыбка человека обернулась тенью в уголках губ.

Садовник растерялся. Из удивления он поглядел по сторонам, стараясь найти буквальный подвох.

– Я думаю, с этим нельзя согласиться. Человек, который бы сказал обратное, – голос надломился,– должно быть, слицемерил бы.

– Господин президент! –отчаянный крик рядом пронзил воздух. Из глубины зелени сада, барахтаясь, летела крупинка. Это был председатель правительства. – Господин президент, ПРО зарегистрировала проникновение в воздушное, – он задыхался, – пространство страны беспилотника! Он разделился на двенадцать боеголовок, СВО сбивает их прямо сейчас. Мы недооценили, – тут председатель упал в ноги человеку, которого он называл президентом, – отдайте приказ об ответном ударе!

– Кого-то убивают? – ошеломлённо прошептал садовник. Будто по щелчку человек рядом без раздумий опустился на колени перед юношей.


Разноцветные мгновения промчались, оставив после себя лишь песок: сначала розоватая пелена затянула сад, хлынул оранжевый свет, появился слой красного. Марево северного полдня встретилось с кровавым густым южным закатом. Прорвавшийся чудовищный вопль привлёк на садовника пыль, – всё, что осталось от Человека.