Но при их чтении не возникает ощущения чего-то бесконечно долгого, перед глазами не всплывет образ тянущейся в неизвестность дороги, как при прочтении стихотворения М. И. Цветаевой. Мне кажется в слове «рас–стояние» именно тире (да, я не оговорилась, тире, а не дефис), разделяя слово на слоги, помогает поэтессе продлить хронотоп стихотворения. Мы можем не просто прочитать в словах, но и увидеть в знаках, почувствовать это расстояние. Это тире — как нить судьбы, которая протянулась от лирической героини к ее возлюбленному. Или как меридиана, связывающая два разных континента, на которых живут герои. А в строчке «Который уж, ну который — март?!» тире подчёркивает затянувшуюся разлуку близких по духу людей. Мы понимаем, что от одного марта до другого – целый год, и это уже не первый март, когда герои не видят друг друга. Таким образом, тире, увеличивая расстояние и время стихотворения, подчёркивает драматизм и безысходность судьбы лирической героини. Однако интересно отметить, что это увеличение нельзя увидеть или прочитать, его можно только почувствовать. Если у Б. И. Ярхо есть три уровня анализа стихотворения: идейно-образный, стилистический и фонетический, то почему нельзя выделить два уровня восприятия стихотворений. Первый, к примеру, — зрительный, когда читателю открывается только поверхностный смысл произведения, а второй – чувственный, глубокий, затрагивающий все тайные значения. Если рассматривать восприятие стихотворений в таком контексте, то становится понятно, почему не всегда получается сразу разгадать идею цветаевских строчек.