литературный сборник молодых авторов
литературный сборник молодых авторов
август 2021 года
Мамадруг
Ульяна Федоринина
…иное упало в терние, и выросло терние и заглушило его;
иное упало на добрую землю и принесло плод.
Евангелие от Матфея, Глава 13
иное упало на добрую землю и принесло плод.
Евангелие от Матфея, Глава 13
— Мама, ты дура!
И это даже не вопрос, а суровая констатация. Катя смотрела на дочь и не знала, что предпринять. Наорать? Дать подзатыльник?
— Полная дура! — прилетело уточнение, пока материнское замешательство не вылилось в конкретную реакцию.
Пятилетняя Леночка не злилась на маму, нет. Говорила между делом. Дело же было важное: зачерпывать кашу ложкой, плюхать на стол и методично размазывать до прозрачного слоя.
Катя сглотнула ком, то ли обиды, то ли несъеденной овсянки. Орать не буду. Крик — это слабость. Так говорит «Мамадруг».
— Мы сейчас уберём это безобразие и продолжим завтрак, — мужественно изрекла Катя.
— Убирай, если хочешь, — позволила Леночка великодушно, — но это красиво...
И это даже не вопрос, а суровая констатация. Катя смотрела на дочь и не знала, что предпринять. Наорать? Дать подзатыльник?
— Полная дура! — прилетело уточнение, пока материнское замешательство не вылилось в конкретную реакцию.
Пятилетняя Леночка не злилась на маму, нет. Говорила между делом. Дело же было важное: зачерпывать кашу ложкой, плюхать на стол и методично размазывать до прозрачного слоя.
Катя сглотнула ком, то ли обиды, то ли несъеденной овсянки. Орать не буду. Крик — это слабость. Так говорит «Мамадруг».
— Мы сейчас уберём это безобразие и продолжим завтрак, — мужественно изрекла Катя.
— Убирай, если хочешь, — позволила Леночка великодушно, — но это красиво...
Пока Катя сгребала и пачкалась, она чувствовала себя именно тем, кем, по мнению Леночки, она являлась. «Все равно. Не дождёшься!» — шкворчало у матери в мозгу. — «Это проверка, провокация... Не поддамся!»
— Послушай, дочь, предлагаю тебе выбор: быстро съесть то, что осталось, или через десять минут я добавлю в тарелку ровно столько, сколько было размазано.
Леночка, в отличие от матери, дурой не была. Тон, которым это было сказано, настораживал нехарактерным хладнокровием. На глаз оценила объемы и на сделку согласилась. Настала другая игра — успеть назло маме. И Леночка стала закладывать в рот ложку за ложкой.
— Послушай, дочь, предлагаю тебе выбор: быстро съесть то, что осталось, или через десять минут я добавлю в тарелку ровно столько, сколько было размазано.
Леночка, в отличие от матери, дурой не была. Тон, которым это было сказано, настораживал нехарактерным хладнокровием. На глаз оценила объемы и на сделку согласилась. Настала другая игра — успеть назло маме. И Леночка стала закладывать в рот ложку за ложкой.
Фото с сайта https://lightfieldstudios.net
Катя с торжеством глядела на распухавшие от каши щёчки. Обида быстро таяла, и мать залюбовалась родной крошкой. Именно в этот момент с ребенком стало что-то происходить: глаза заслезились, носик задёргался, малышка замотала хвостиками, пытаясь что-то сказать, запрокинула голову назад и на обратном движении от всей души чихнула со всей мощью подрастающего организма. Каша разлетелась так, что оставалось удивляться силе выстрела. У Кати на секунду остановились все процессы в голове и теле. Овсянка висела на ресницах, стекала по щекам и, возможно, даже проникла в мозг и дыхательные пути.
— Да вы меня достали, уроды проклятые! Когда это кончится?! Господи!!! Я рехнусь скоро!
В ужасе Катя решила, что эти неправильные, жестокие слова сказала именно она. Как-то невольно, вслух. По внутренним ощущениям — это точно её текст. Но нет, женский вопль сверху перешёл в протяжный вой, слившийся с детским писком. Ах, соседи...
Вот уже несколько месяцев Катино долгожданное материнство шло рука об руку с чужим счастьем. Счастье проживало этажом выше, появилось там недавно, сменив тихую, беспроблемную бабушку.
Мать с четвертого явно не справлялась. Это слышала вся Катина семья. Иногда она не справлялась в виде истеричных причитаний, иногда — в виде плача детей, а порой — в виде исконно понятной лексики, гроздьями повисавшей под потолком, отчего даже у Катиного мужа появлялось в глазах чувство вины.
В ужасе Катя решила, что эти неправильные, жестокие слова сказала именно она. Как-то невольно, вслух. По внутренним ощущениям — это точно её текст. Но нет, женский вопль сверху перешёл в протяжный вой, слившийся с детским писком. Ах, соседи...
Вот уже несколько месяцев Катино долгожданное материнство шло рука об руку с чужим счастьем. Счастье проживало этажом выше, появилось там недавно, сменив тихую, беспроблемную бабушку.
Мать с четвертого явно не справлялась. Это слышала вся Катина семья. Иногда она не справлялась в виде истеричных причитаний, иногда — в виде плача детей, а порой — в виде исконно понятной лексики, гроздьями повисавшей под потолком, отчего даже у Катиного мужа появлялось в глазах чувство вины.
Мама — друг. Мама — это друг. Лучший друг — это мама...
Вот и сейчас соседская любовь к детям переживала острую фазу:
— Встал (неразборчиво) и ушёл отсюда (неразборчиво) таких, как ты (неразборчиво) и этого мало. Еще раз и я... — далее очень-очень неразборчиво.
В ответ детский голос что-то громко крикнул, после чего последовал удар чего-то тяжелого об пол (или потолок, в зависимости от дислокации слушателя).
«Она убила его!» — в ужасе подумала Катя. Минуту они с Леночкой смотрели друг на друга, не мигая и не зная, что предпринять. Наверху, однако, как будто зашевелились: шаркающий звук потянулся куда-то в сторону и там превратился в глухое поскуливание.
— Так... — напряжённо произнесла Катя, оглядывая заплёванную кухню, — это не наши методы. Мама — друг. Мама — это друг. Лучший друг — это мама...
Оперативно и так удачно освободившись от полезного завтрака, Леночка с интересом глядела на мать. Похоже, та сошла с ума, бормочет всякое. Жаль её.
— Встал (неразборчиво) и ушёл отсюда (неразборчиво) таких, как ты (неразборчиво) и этого мало. Еще раз и я... — далее очень-очень неразборчиво.
В ответ детский голос что-то громко крикнул, после чего последовал удар чего-то тяжелого об пол (или потолок, в зависимости от дислокации слушателя).
«Она убила его!» — в ужасе подумала Катя. Минуту они с Леночкой смотрели друг на друга, не мигая и не зная, что предпринять. Наверху, однако, как будто зашевелились: шаркающий звук потянулся куда-то в сторону и там превратился в глухое поскуливание.
— Так... — напряжённо произнесла Катя, оглядывая заплёванную кухню, — это не наши методы. Мама — друг. Мама — это друг. Лучший друг — это мама...
Оперативно и так удачно освободившись от полезного завтрака, Леночка с интересом глядела на мать. Похоже, та сошла с ума, бормочет всякое. Жаль её.
Всё идёт своим чередом, подрастёт, и всё встанет на свои места.
— Маматя... — промурлыкала Леночка, как делала это совсем маленькой, только научившись лепетать, — пьясти меня!
И участливо добавила, заглядывая в глаза, уже обычным тоном:
— Уберем всё здесь, да?
Катя всегда была человеком-нормой. Говорят — делаем. Решили — действуем. Сложно даже представить, как она бросает маме в лицо: «Ты дура!» Или плюётся едой. Или вопит, раскрыв рот прямоугольником. Или тащит смывать в унитаз тарелку супа. Нет-нет, это невозможно. Ни сейчас, ни двадцать пять лет назад.
— Лена, ты... иди в комнату. Возьми вчерашнюю книжку. Начинай читать. Не спеши, как получается. Потом расскажешь, что поняла. Я тут приберу и приду.
Леночка сочувственно кивнула. Вытащила пухлые ножки из-за стола. Похлопала глазами. И мирно потопала в комнату. Катя смыла с себя кашу. Взялась за тряпку... Но решила заглянуть в комнату — проверить, как исполняются её заветы.
И участливо добавила, заглядывая в глаза, уже обычным тоном:
— Уберем всё здесь, да?
Катя всегда была человеком-нормой. Говорят — делаем. Решили — действуем. Сложно даже представить, как она бросает маме в лицо: «Ты дура!» Или плюётся едой. Или вопит, раскрыв рот прямоугольником. Или тащит смывать в унитаз тарелку супа. Нет-нет, это невозможно. Ни сейчас, ни двадцать пять лет назад.
— Лена, ты... иди в комнату. Возьми вчерашнюю книжку. Начинай читать. Не спеши, как получается. Потом расскажешь, что поняла. Я тут приберу и приду.
Леночка сочувственно кивнула. Вытащила пухлые ножки из-за стола. Похлопала глазами. И мирно потопала в комнату. Катя смыла с себя кашу. Взялась за тряпку... Но решила заглянуть в комнату — проверить, как исполняются её заветы.
Леночка сидела за своим столиком. Книжку нашла. Открыла и водила пальчиком по строчкам, шевеля губами. Видимо, встретилось что-то смешное, и она, закрыв ручками рот, засмеялась. Материнское сердце сладко сжалось. В сущности, дочка — ангел. Просто живой ребёнок. Ну, а какой она должна быть? Всё идёт своим чередом, подрастёт, и всё встанет на свои места.
Катя самозабвенно принялась за уборку. Постепенно пространство перестало походить на поле боя. Катя даже замурлыкала песенку. Вдруг ей показалось, что сквозь открытые окна потянуло лёгким запахом гари. Обеспокоено подошла к окну, глянула в зелёный двор. Все спокойно. Невольно залюбовалась старыми раскидистыми деревьями. Вспомнила огромную кривую липу за школьным окном, тайную свою подругу на всех уроках. Каждый лист, каждый изгиб ветвей был знаком ученице Кате Колосовой. Именно от них, легко отталкиваясь мыслями, она уносилась куда-то вдаль. Да-а, прошлое, как в дымке... В дымке!
Катя самозабвенно принялась за уборку. Постепенно пространство перестало походить на поле боя. Катя даже замурлыкала песенку. Вдруг ей показалось, что сквозь открытые окна потянуло лёгким запахом гари. Обеспокоено подошла к окну, глянула в зелёный двор. Все спокойно. Невольно залюбовалась старыми раскидистыми деревьями. Вспомнила огромную кривую липу за школьным окном, тайную свою подругу на всех уроках. Каждый лист, каждый изгиб ветвей был знаком ученице Кате Колосовой. Именно от них, легко отталкиваясь мыслями, она уносилась куда-то вдаль. Да-а, прошлое, как в дымке... В дымке!
Дым! Что горит?! Катя метнула взгляд на плиту. Ничего. Однако по квартире, по их квартире, полз явный дымок. Бросилась в комнату. Леночка все так же сидела за столиком. Ровно, прилежно. Слишком прилежно. Глаза её округлились до небывалого размера.
— Что?! — рявкнула Катя, — что это горит?! Это у нас?
Леночка, не отвечая, перевела огромные блюдца глаз на ящик комода. Именно оттуда витиевато струился тонкий змей дыма. Катя одним прыжком оказалась возле комода, рванула на себя ящик. Внутри горела книжка, которой этот... блин, ангел только что зачитывался. Да что же это?!
Кухня, чайник, вода. Нет, ведро. Заливаем. Ещё. Ещё! Ребёнка за шкирку, волочём на балкон. Открываем фрамуги. Сидеть!!! Убью, если шевельнёшься!
— Что?! — рявкнула Катя, — что это горит?! Это у нас?
Леночка, не отвечая, перевела огромные блюдца глаз на ящик комода. Именно оттуда витиевато струился тонкий змей дыма. Катя одним прыжком оказалась возле комода, рванула на себя ящик. Внутри горела книжка, которой этот... блин, ангел только что зачитывался. Да что же это?!
Кухня, чайник, вода. Нет, ведро. Заливаем. Ещё. Ещё! Ребёнка за шкирку, волочём на балкон. Открываем фрамуги. Сидеть!!! Убью, если шевельнёшься!
— Ма, на недельку возьмёшь её?
— Разумеется! — решительно тряхнув головой, подписалась бабушка. — Лучше скажи, где ребёнок взял спички?
— Свечку делали вечером. Потом её зажигали...
— ... потом оставили всё валяться!
— Просто не убрали...
— Просто чуть дом не спалили. И книги ты читала не то, что сейчас, прости господи, три странички... Ты в её возрасте такие тома проглатывала! Чтоб сжечь, пришлось бы за дровами в лес бежать.
— Да ей пять лет.
— И что? Ой, нет готовности у вас детей растить. Вы в тридцать лет — сами дети, с самоката только слезли.
— Ма...
— Всё, Катерина, иди! Колю ужином не отрави!
— Разумеется! — решительно тряхнув головой, подписалась бабушка. — Лучше скажи, где ребёнок взял спички?
— Свечку делали вечером. Потом её зажигали...
— ... потом оставили всё валяться!
— Просто не убрали...
— Просто чуть дом не спалили. И книги ты читала не то, что сейчас, прости господи, три странички... Ты в её возрасте такие тома проглатывала! Чтоб сжечь, пришлось бы за дровами в лес бежать.
— Да ей пять лет.
— И что? Ой, нет готовности у вас детей растить. Вы в тридцать лет — сами дети, с самоката только слезли.
— Ма...
— Всё, Катерина, иди! Колю ужином не отрави!
Короче, мама — друг... Мама — лучший друг...
«Мамадруг» — это сервис такой, приложение. Хочешь с телефона, хочешь с компьютера. Очень крутая тётка ведёт. Кристина Добрянская. И форматы есть разные. Катя начала своё материнское просветление с тарифа «Наблюдаем»: просто читала советы и статьи. Потом перешла на «Включаемся»: чат с другими мамами, рецепты полезного детского питания и развивающие игры. Но сейчас все идет к этапу «Действуем» — индивидуальные консультации с самой Кристиной Олеговной. Говорят, она — просто находка.
— Она просто находка, поверь! У нас на ней весь класс сидит! — советовала Кате подруга. — Помогает по-другому посмотреть на проблему. Надо внутри себя вырастить какое-то зерно. Как бы отношение своё, понимаешь?
— Она просто находка, поверь! У нас на ней весь класс сидит! — советовала Кате подруга. — Помогает по-другому посмотреть на проблему. Надо внутри себя вырастить какое-то зерно. Как бы отношение своё, понимаешь?
Катя вернулась домой. Полный развал, оставшийся запах гари. В квартире этажом выше шёл очередной неравный бой:
— ... все дети (неразборчиво) черти полосатые (неразборчиво) я с вами могу только (неразборчиво) гадить, ныть и выпрашивать (неразборчиво) никаких больше вам (неразборчиво) отдыха и сна...
«А ведь у неё их несколько», — подумала Катя, — «бедная женщина, совсем на грани».
— Я на грани, — проорал через потолок голос, — быстро оделись и ушли (неразборчиво) с собакой вечно (неразборчиво) чтоб я не видела (неразборчиво) закопайте только...
Катя взяла телефон — надо записаться на индивидуальную консультацию. Так, заходим в Мамадруг. Подтвердить. Оплатить. Удобный способ связи — вотсап. Пишем.
Сообщение было просмотрено тут же. Катя не ожидала. Кристина Олеговна печатает... еще печатает... О чудо! Она может через тридцать минут. Вот это сервис. Счастливы люди, располагающие своим временем. Счастливы люди, правильно строящие свою жизнь!
Зум. Подключаемся.
Увидев улыбающуюся Кристину Олеговну с идеальными бровями и красной помадой, Катя осознала, что сама она в зеркало смотрела часов в семь утра, когда чистила зубы. И что взъерошенный человек в маленьком зум-окне с безумным взглядом и испачканной щекой — это и есть она, вип-клиент сервиса Мамадруг.
— ... все дети (неразборчиво) черти полосатые (неразборчиво) я с вами могу только (неразборчиво) гадить, ныть и выпрашивать (неразборчиво) никаких больше вам (неразборчиво) отдыха и сна...
«А ведь у неё их несколько», — подумала Катя, — «бедная женщина, совсем на грани».
— Я на грани, — проорал через потолок голос, — быстро оделись и ушли (неразборчиво) с собакой вечно (неразборчиво) чтоб я не видела (неразборчиво) закопайте только...
Катя взяла телефон — надо записаться на индивидуальную консультацию. Так, заходим в Мамадруг. Подтвердить. Оплатить. Удобный способ связи — вотсап. Пишем.
Сообщение было просмотрено тут же. Катя не ожидала. Кристина Олеговна печатает... еще печатает... О чудо! Она может через тридцать минут. Вот это сервис. Счастливы люди, располагающие своим временем. Счастливы люди, правильно строящие свою жизнь!
Зум. Подключаемся.
Увидев улыбающуюся Кристину Олеговну с идеальными бровями и красной помадой, Катя осознала, что сама она в зеркало смотрела часов в семь утра, когда чистила зубы. И что взъерошенный человек в маленьком зум-окне с безумным взглядом и испачканной щекой — это и есть она, вип-клиент сервиса Мамадруг.
— Дорогая Екатерина, добрый вечер, я вас поздравляю... — проникновенно начала Добрянская.
— Ох... здравствуйте... простите... с чем?
— Во-первых, вы — мама. Это основная женская энергия и сила. И я поздравляю вас с радостью материнства.
— Да... Я вот как раз по этому поводу...
— Во-вторых, — не обращая внимания на невнятный лепет, продолжала Кристина Олеговна, — вы выбрали путь осознанного материнства. Вы держите в руках птицу счастья.
— В этом как раз и состоит моя проблема. Мне хотелось бы, как можно скорее...
— Как можно скорее путь осознанного материнства найти невозможно, — лучезарно улыбнулась Добрянская, — это долгая и интересная дорога, по которой мы идём с нашими детьми...
— Ох... здравствуйте... простите... с чем?
— Во-первых, вы — мама. Это основная женская энергия и сила. И я поздравляю вас с радостью материнства.
— Да... Я вот как раз по этому поводу...
— Во-вторых, — не обращая внимания на невнятный лепет, продолжала Кристина Олеговна, — вы выбрали путь осознанного материнства. Вы держите в руках птицу счастья.
— В этом как раз и состоит моя проблема. Мне хотелось бы, как можно скорее...
— Как можно скорее путь осознанного материнства найти невозможно, — лучезарно улыбнулась Добрянская, — это долгая и интересная дорога, по которой мы идём с нашими детьми...
Катя механически слушала, пережидая слова, как поток машин на перекрёстке. И, будто пытаясь ускорить их, непроизвольно кивала. Всё чаще и чаще. Через несколько минут она поймала себя на том, что сидит и мелко трясёт головой. Нет-нет, так птица счастья заклюёт нас без всякого зерна.
— Сегодня моя дочь чуть не спалила квартиру! — невежливо выкрикнула Катя.
Кристина Олеговна на секунду замерла, округлив помадой букву «о». Пока красная О висела в воздухе, Катя пережила минуту страха: даже для опытного психолога её случай кажется клиническим... Но уже через секунду О подпрыгнула и превратилась в лодочку:
— Сегодня моя дочь чуть не спалила квартиру! — невежливо выкрикнула Катя.
Кристина Олеговна на секунду замерла, округлив помадой букву «о». Пока красная О висела в воздухе, Катя пережила минуту страха: даже для опытного психолога её случай кажется клиническим... Но уже через секунду О подпрыгнула и превратилась в лодочку:
— Екатерина, самое первое, что вам надо сделать — это не думать о том, чего не было. Вы и ребенок целы?
— Да. Слава богу.
— Как это произошло?
— Я почувствовала запах, прибежала в комнату. Поняла, что дымится в комоде. Открыла ящик. Там горела книга...
— Книга горела в комоде. Замечательно. А сейчас, Екатерина, постарайтесь, ничего не упуская, изложить мне, что вы делали дальше.
— Да. Слава богу.
— Как это произошло?
— Я почувствовала запах, прибежала в комнату. Поняла, что дымится в комоде. Открыла ящик. Там горела книга...
— Книга горела в комоде. Замечательно. А сейчас, Екатерина, постарайтесь, ничего не упуская, изложить мне, что вы делали дальше.
Сдвинув брови и теребя заусенец, Катя стала восстанавливать события. Кристина Олеговна сидела, прикрыв глаза, и время от времени морщила лицо, как бы помогая Кате вытолкнуть из памяти очередную деталь. Когда рассказ добрался до залитого пола, Добрянская вскинула руку и воскликнула:
— Екатерина, я хочу остановить вас на этом моменте! Вы понимаете, что вы мне сейчас рассказали?
Кровь резко прилила к Катиным ушам.
— Я рассказала, как... мой ребенок... взял спички, которые я...
Уши, горящие и тяжелые, сейчас обожгут подбородок.
— Совсем не это! — лукаво улыбнулась Добрянская.
— ...как она подожгла... — сжала руками уши Катя.
Кристина Олеговна приблизила колючие ресницы к камере и внушительно произнесла:
— Вы рассказали, как вы вашими точными действиями спасли себя, дочь и квартиру. Вот что было на самом деле.
Катя в замешательстве открыла рот...
— Вы действовали настолько четко и правильно, что никто не пострадал. Оценивать мы должны не то, с чего началось, а то, чем всё закончилось!
Что-то в глубине Катиной души робко откликнулось на слова Кристины Олеговны, но тут же вспомнилась ма и её скептическая бровь.
— Мы, конечно, сами оставили спички...
— Спички, ножи, пистолеты, ядовитые пауки могут случиться когда угодно. Главное, что вы всегда правы и спокойны. Иначе ваша семья будет в опасности. Это очень простая мысль. Это главное, что вы должны вырастить в себе. Это как зерно, понимаете? Посадите эту мысль внутрь, живите с ней и увидите, как всё изменится.
— Ну я все же понимаю, что виновата... — с сомнением протянула Катя.
— Человек, спасший себя и ребенка, не может быть виноват, — весомо прервала её Добрянская. — Вы хотите мира своей семье?
— Конечно!
— Вы должны принять правильную позицию. У нас прошёл час консультации. Продлять будете? Хотя, учитывая, что с вами произошло, вам надо отдохнуть. Домашнее задание: спокойно подойти к зеркалу...
—... да-да, надо умыться, я просто не...
— ...подойти и похвалить себя за героический поступок. Сегодня вы спасли жизнь себе и ребенку.
Кровь резко прилила к Катиным ушам.
— Я рассказала, как... мой ребенок... взял спички, которые я...
Уши, горящие и тяжелые, сейчас обожгут подбородок.
— Совсем не это! — лукаво улыбнулась Добрянская.
— ...как она подожгла... — сжала руками уши Катя.
Кристина Олеговна приблизила колючие ресницы к камере и внушительно произнесла:
— Вы рассказали, как вы вашими точными действиями спасли себя, дочь и квартиру. Вот что было на самом деле.
Катя в замешательстве открыла рот...
— Вы действовали настолько четко и правильно, что никто не пострадал. Оценивать мы должны не то, с чего началось, а то, чем всё закончилось!
Что-то в глубине Катиной души робко откликнулось на слова Кристины Олеговны, но тут же вспомнилась ма и её скептическая бровь.
— Мы, конечно, сами оставили спички...
— Спички, ножи, пистолеты, ядовитые пауки могут случиться когда угодно. Главное, что вы всегда правы и спокойны. Иначе ваша семья будет в опасности. Это очень простая мысль. Это главное, что вы должны вырастить в себе. Это как зерно, понимаете? Посадите эту мысль внутрь, живите с ней и увидите, как всё изменится.
— Ну я все же понимаю, что виновата... — с сомнением протянула Катя.
— Человек, спасший себя и ребенка, не может быть виноват, — весомо прервала её Добрянская. — Вы хотите мира своей семье?
— Конечно!
— Вы должны принять правильную позицию. У нас прошёл час консультации. Продлять будете? Хотя, учитывая, что с вами произошло, вам надо отдохнуть. Домашнее задание: спокойно подойти к зеркалу...
—... да-да, надо умыться, я просто не...
— ...подойти и похвалить себя за героический поступок. Сегодня вы спасли жизнь себе и ребенку.
Так начались будни с Мамадруг. Каждый день Кате было, за что собой восхищаться. Она готовила полезную и здоровую пищу. Придумывала Леночке интересные игры. Умела прощать и видела большие важные цели за лесом проблем. Порой аргументы заканчивались, но внутри росло нечто значительное и нужное — зерно осознанного и позитивного материнства и веры в свою правоту.
Мужу Катина дорога в целом нравилась. Первое время, приходя домой с работы, он с опаской ставил портфель и спрашивал: «Как вы тут?». Но, видя восторженное выражение в глазах жены и слушая победный рассказ о преодолённых трудностях, облегчённо выдыхал. Катя, по его мнению, за последнее время научилась справляться практически со всем. А эта чудесная практика хвалить себя в конце дня... Первое время он с недоверием прислушивался к льющемуся из ванной славословию. Но постепенно пришел к мысли, что жена права. Если это зерно так ей помогает... Немного смущал постоянный разгром в квартире и нарастающие закидоны Леночки. Но мир в семье точно важнее блестящих поверхностей и вышколенного ребенка.
Как-то утром Катя была одержима желанием доставить дочке радость.
— Солнышко моё, что бы ты хотела на завтрак?
Леночка испытующе посмотрела на мать. Лицо озарено каким-то идиотским светом. Определенно с мамой всё не так последнее время. Сходит с ума мелкими шагами. Дабы проверить свои наблюдения, Леночка с вызовом изрекла:
— Эскимо. Два!
Катя слегка поперхнулась. Но потом представила долгую Леночкину жизнь, возможно, полную трудностей... И что такое это утреннее эскимо?! Что если не любовь, не детство во всей его чистоте и радужности? Пусть она сейчас купается в лучах домашнего тепла и уюта. Пусть сейчас будет эскимо, а потом, когда-нибудь, овсянка, руккола и прочее брокколи. Еще успеет...
— Эскимо — так эскимо, моя дорогая! — восторженно согласилась Катя.
Леночка внимательно посмотрела на мать, прежде чем сказать. Как будто оценивая, стоит ли... И решилась:
— Мама. Ты дура.
Не успела она договорить, как небеса разверзлись. Раздался страшный грохот и крик.
— Да что ж это такое?! Сейчас поубиваю всех! По одному!!!
Соседка с четвертого этажа. У Кати перехватило дыхание. Бедное создание! А ведь она святая, судя по мукам, ею испытываемым. У неё просто зерна нет. Она во тьме.
Резко развернувшись, Катя выбегает из квартиры и — как есть — в тапках, шортах и майке скачет на этаж выше. Сказать ей — соседке — всё, что она знает про осознанное материнство, зерно, веру. Катя отчаянно жмет на кнопку звонка.
Дверь распахивается. Что? Если причесать. Добавить красную помаду. Подвести глаза. Не может быть... Соседкин рот застывает буквой О, но не привычно красной, а какой-то почти серой.
Мужу Катина дорога в целом нравилась. Первое время, приходя домой с работы, он с опаской ставил портфель и спрашивал: «Как вы тут?». Но, видя восторженное выражение в глазах жены и слушая победный рассказ о преодолённых трудностях, облегчённо выдыхал. Катя, по его мнению, за последнее время научилась справляться практически со всем. А эта чудесная практика хвалить себя в конце дня... Первое время он с недоверием прислушивался к льющемуся из ванной славословию. Но постепенно пришел к мысли, что жена права. Если это зерно так ей помогает... Немного смущал постоянный разгром в квартире и нарастающие закидоны Леночки. Но мир в семье точно важнее блестящих поверхностей и вышколенного ребенка.
Как-то утром Катя была одержима желанием доставить дочке радость.
— Солнышко моё, что бы ты хотела на завтрак?
Леночка испытующе посмотрела на мать. Лицо озарено каким-то идиотским светом. Определенно с мамой всё не так последнее время. Сходит с ума мелкими шагами. Дабы проверить свои наблюдения, Леночка с вызовом изрекла:
— Эскимо. Два!
Катя слегка поперхнулась. Но потом представила долгую Леночкину жизнь, возможно, полную трудностей... И что такое это утреннее эскимо?! Что если не любовь, не детство во всей его чистоте и радужности? Пусть она сейчас купается в лучах домашнего тепла и уюта. Пусть сейчас будет эскимо, а потом, когда-нибудь, овсянка, руккола и прочее брокколи. Еще успеет...
— Эскимо — так эскимо, моя дорогая! — восторженно согласилась Катя.
Леночка внимательно посмотрела на мать, прежде чем сказать. Как будто оценивая, стоит ли... И решилась:
— Мама. Ты дура.
Не успела она договорить, как небеса разверзлись. Раздался страшный грохот и крик.
— Да что ж это такое?! Сейчас поубиваю всех! По одному!!!
Соседка с четвертого этажа. У Кати перехватило дыхание. Бедное создание! А ведь она святая, судя по мукам, ею испытываемым. У неё просто зерна нет. Она во тьме.
Резко развернувшись, Катя выбегает из квартиры и — как есть — в тапках, шортах и майке скачет на этаж выше. Сказать ей — соседке — всё, что она знает про осознанное материнство, зерно, веру. Катя отчаянно жмет на кнопку звонка.
Дверь распахивается. Что? Если причесать. Добавить красную помаду. Подвести глаза. Не может быть... Соседкин рот застывает буквой О, но не привычно красной, а какой-то почти серой.
— Кристина Олеговна?.. Как вы... Это же неправильно, — в шоке выдохнула Катя.
— Что неправильно?! Что вы-то об этом знаете? — скривившись пролаяла Добрянская.
— Вы же сами говорили. Зерно. Мир в семье. Подвиг. Как же? — Катя старалась поймать безумный взгляд соседки.
— Какое зерно?! Очнитесь, милая! Господи, этого еще мне не хватало! — проорала Кристина Олеговна и захлопнула дверь с такой силой, что у Кати волосы взлетели и через секунду плавно опустились на плечи.
Леночка, скептически помахивая ножкой, ждала. Снисходительно глянула на влетевшую мать и вдруг услышала неожиданно твёрдое и решительное:
— Завтрак — каша. Эскимо в обед. Одно и после супа. А зерно своё — сами вырастим.
— Что неправильно?! Что вы-то об этом знаете? — скривившись пролаяла Добрянская.
— Вы же сами говорили. Зерно. Мир в семье. Подвиг. Как же? — Катя старалась поймать безумный взгляд соседки.
— Какое зерно?! Очнитесь, милая! Господи, этого еще мне не хватало! — проорала Кристина Олеговна и захлопнула дверь с такой силой, что у Кати волосы взлетели и через секунду плавно опустились на плечи.
Леночка, скептически помахивая ножкой, ждала. Снисходительно глянула на влетевшую мать и вдруг услышала неожиданно твёрдое и решительное:
— Завтрак — каша. Эскимо в обед. Одно и после супа. А зерно своё — сами вырастим.
Вёрстка:
Елена Трофимова
Елена Трофимова