литературный сборник молодых авторов
литературный сборник молодых авторов
Анжелика Протасова
Необъятная. Одарённая
Россия глазами талантливых детей
март 2023
Сириус — это место, где дети разных талантов собраны со всей страны. Одни
занимаются шахматами, другие — керамикой, третьи — биологией. Одни приехали из
Верхней Пышмы, другие — из Москвы или Питера, а третьи — и вовсе из таких мест,
названия которых обычный неподготовленный человек ни запомнить, ни выговорить
не в состоянии. Понятно, что привело этих ребят сюда — неординарные способности,
целеустремлённость, амбиции. А что держит их там, дома? Какие перспективы есть у
них в регионах, и что они могут сделать для родных мест?
К чему они стремятся и кто они такие — одарённые дети России?
занимаются шахматами, другие — керамикой, третьи — биологией. Одни приехали из
Верхней Пышмы, другие — из Москвы или Питера, а третьи — и вовсе из таких мест,
названия которых обычный неподготовленный человек ни запомнить, ни выговорить
не в состоянии. Понятно, что привело этих ребят сюда — неординарные способности,
целеустремлённость, амбиции. А что держит их там, дома? Какие перспективы есть у
них в регионах, и что они могут сделать для родных мест?
К чему они стремятся и кто они такие — одарённые дети России?
Не Сириусом единым
Что делают у нас с одарённой молодёжью?
Отправляют в Сириус. Иногда — в Артек, Океан, Орлёнок или что-то подобное. Сириус, конечно, предпочтительнее — там загрузят по полной и ещё выше поднимут восходящую звезду искусства/науки/спорта.
А ещё есть региональные центры, организованные по модели Сириуса. В Московской области это «Взлёт», в Вологодской — «Импульс», в ХМАО — «Месторождение талантов». Все разные: и по качеству образования, и по охвату молодёжи, и по условиям обучения.
Отправляют в Сириус. Иногда — в Артек, Океан, Орлёнок или что-то подобное. Сириус, конечно, предпочтительнее — там загрузят по полной и ещё выше поднимут восходящую звезду искусства/науки/спорта.
А ещё есть региональные центры, организованные по модели Сириуса. В Московской области это «Взлёт», в Вологодской — «Импульс», в ХМАО — «Месторождение талантов». Все разные: и по качеству образования, и по охвату молодёжи, и по условиям обучения.
Ксюша, Санкт-Петербург, направление «Искусство», арфа
Ксюша говорит, что в Сириусе арфы очень дорогие, американские. В них зачем-то 47 струн, а не 46, как в обычных. На них ручная резьба — очень красивая, какие-то орнаменты и растительные мотивы. Арфу Ксюша обнимает осторожно и нежно, будто
ребёнка.
Она учится на втором курсе Санкт-Петербургского музыкального училища имени М.П. Мусоргского. Это её третья программа в Сириусе.
Мама Ксюши — тоже музыкант. У них дома с детства стояла арфа. Ксюше всегда хотелось потрогать её, залезть. Мама не разрешала. Ксюша думала: «Вот сейчас начну заниматься, тогда мне мама начнёт разрешать на неё залезать», — но так, как оказалось, делать нельзя, потому что арфа упадёт.
Вот с того времени, где-то с 5-6 лет, все и началось.
ребёнка.
Она учится на втором курсе Санкт-Петербургского музыкального училища имени М.П. Мусоргского. Это её третья программа в Сириусе.
Мама Ксюши — тоже музыкант. У них дома с детства стояла арфа. Ксюше всегда хотелось потрогать её, залезть. Мама не разрешала. Ксюша думала: «Вот сейчас начну заниматься, тогда мне мама начнёт разрешать на неё залезать», — но так, как оказалось, делать нельзя, потому что арфа упадёт.
Вот с того времени, где-то с 5-6 лет, все и началось.
Спрашиваю, куда планирует поступать.
«Я на самом деле ещё даже не решила. У меня есть много вариантов, это мне очень нравится», — рассуждает Ксюша.— «Я могу поступать к своему педагогу, которая сейчас мне преподаёт, в консерваторию, а могу решиться поступать куда-то вообще в другую страну».
Интересно. При нынешней политической обстановке — и в другую страну? Задаю вопрос об этом. Она говорит, что на самом деле это никак не влияет. Многие её знакомые музыканты в этом году поступили в Австрию, в Вену, и вроде бы все нормально. Кажется, в сфере музыки коллеги хорошо друг к другу относятся. Ксюша предполагает, что, возможно, не выйдет получить какой-то грант из-за политической ситуации, но поучиться у другого педагога из другой страны у неё получится, если она захочет. Тут важно желание.
«Я на самом деле ещё даже не решила. У меня есть много вариантов, это мне очень нравится», — рассуждает Ксюша.— «Я могу поступать к своему педагогу, которая сейчас мне преподаёт, в консерваторию, а могу решиться поступать куда-то вообще в другую страну».
Интересно. При нынешней политической обстановке — и в другую страну? Задаю вопрос об этом. Она говорит, что на самом деле это никак не влияет. Многие её знакомые музыканты в этом году поступили в Австрию, в Вену, и вроде бы все нормально. Кажется, в сфере музыки коллеги хорошо друг к другу относятся. Ксюша предполагает, что, возможно, не выйдет получить какой-то грант из-за политической ситуации, но поучиться у другого педагога из другой страны у неё получится, если она захочет. Тут важно желание.
«У меня все пьесы длинные», — будто извиняясь, говорит Ксюша.
Трогает струны. Таким жестом юные влюблённые касаются лица друг друга перед поцелуем. Касание невесомо. Оно приходится на короткие, тонкие струны — они натянуты там, где рама изгибается наиболее резко. Девушка улыбается.
И начинает играть.
Всё это больше похоже на танец — отточенные, уверенные плавные движения рук,
полузакрытые глаза — словно она из последних крох терпения держится на месте, но будь её воля — встала бы и пустилась кружиться, будто принцесса на свадебном пиру. В академических музыкантах действительно есть что-то совершенно принцессовое и волшебное. Будто бы они всего на секундочку заглянули к нам из своей сказки про
эльфов и русалок, чтобы узнать, как мы тут поживаем.
Мелодия сначала вся состоит из нежных переливов, похожих на пение жаворонка. Но
вот Ксюша подается вперёд, тот же самый мотив начинает обрастать новым звучанием
— не минорным и не мажорным, а каким-то совсем особенным. Он неуловимо меняется секунда за секундой, и в его звуках ты слышишь не музыку — историю, просто на чужом языке, которого ты понять не можешь.
Трогает струны. Таким жестом юные влюблённые касаются лица друг друга перед поцелуем. Касание невесомо. Оно приходится на короткие, тонкие струны — они натянуты там, где рама изгибается наиболее резко. Девушка улыбается.
И начинает играть.
Всё это больше похоже на танец — отточенные, уверенные плавные движения рук,
полузакрытые глаза — словно она из последних крох терпения держится на месте, но будь её воля — встала бы и пустилась кружиться, будто принцесса на свадебном пиру. В академических музыкантах действительно есть что-то совершенно принцессовое и волшебное. Будто бы они всего на секундочку заглянули к нам из своей сказки про
эльфов и русалок, чтобы узнать, как мы тут поживаем.
Мелодия сначала вся состоит из нежных переливов, похожих на пение жаворонка. Но
вот Ксюша подается вперёд, тот же самый мотив начинает обрастать новым звучанием
— не минорным и не мажорным, а каким-то совсем особенным. Он неуловимо меняется секунда за секундой, и в его звуках ты слышишь не музыку — историю, просто на чужом языке, которого ты понять не можешь.
«Мой город, Петербург, — это место, где я родилась, место, где прошло моё детство, место, где мне хотелось бы развиваться, и то место, которое я бы хотела, возможно, в будущем развивать сама. Как коренной житель Питера, я знаю, какие у нас есть
минусы, какие есть плюсы, как и в обычной жизни, как и в музыкальной. Мне бы хотелось это все исправлять, развивать, поддерживать.
Знаешь, вот сейчас открывается джазовая академия Бутмана, и там будут именно играть джаз, учить джазу. Мне, возможно, хотелось бы открыть что-то масштабное в сфере арфы, чтобы было больше возможностей для арфистов. Сначала в каком-то
крупном городе, потом можно и в регионах — почему бы и нет?
Но только сначала в регионах надо показать, что вообще такое арфа. У нас в России она совсем не распространена, мало кто знает, какой это красивый инструмент. Хочу это исправлять.»
минусы, какие есть плюсы, как и в обычной жизни, как и в музыкальной. Мне бы хотелось это все исправлять, развивать, поддерживать.
Знаешь, вот сейчас открывается джазовая академия Бутмана, и там будут именно играть джаз, учить джазу. Мне, возможно, хотелось бы открыть что-то масштабное в сфере арфы, чтобы было больше возможностей для арфистов. Сначала в каком-то
крупном городе, потом можно и в регионах — почему бы и нет?
Но только сначала в регионах надо показать, что вообще такое арфа. У нас в России она совсем не распространена, мало кто знает, какой это красивый инструмент. Хочу это исправлять.»
Кирилл, Покачи (ХМАО), направление «Журналистика и медиа»
Кириллу, чтобы добраться до Ханты-Мансийска из Покачи, городка с населением в 16 тысяч человек, нужно пройти пару кругов ада. Сначала следует добраться до
Лангепаса — это тоже небольшой город в ХМАО. Чтобы это сделать, необходимо в
специальном чате ловить попутную машину, потому что из Покачи автобусы не ходят. Затем около девяти часов приходится трястись в автобусе, который может быть на сорок-пятьдесят лет старше самого Кирилла. Там он часто встречает таких очаровательных попутчиков, как помятые и пропахшие табачным дымом и перегаром вахтовики — их в ХМАО много, регион-то нефтяной.
И только потом он наконец прибывает в Ханты-Мансийск.
Лангепаса — это тоже небольшой город в ХМАО. Чтобы это сделать, необходимо в
специальном чате ловить попутную машину, потому что из Покачи автобусы не ходят. Затем около девяти часов приходится трястись в автобусе, который может быть на сорок-пятьдесят лет старше самого Кирилла. Там он часто встречает таких очаровательных попутчиков, как помятые и пропахшие табачным дымом и перегаром вахтовики — их в ХМАО много, регион-то нефтяной.
И только потом он наконец прибывает в Ханты-Мансийск.
«Там очень часто проходят региональные смены, то есть ребята со всего округа съезжаются туда на всякие подобные штуки, как в Сириусе, то есть там журналистика, всякая биология-робототехника, прочее, прочее».
Кирилл говорит о сменах образовательного центра «Месторождение талантов».
Жалуется, что в ХМАО для гуманитариев очень мало возможностей: даже в его
родном городе есть четыре спортивных центра, несколько занятий для поклонников
науки. Для любителей же языка — ничего.
Жалуется, что в ХМАО для гуманитариев очень мало возможностей: даже в его
родном городе есть четыре спортивных центра, несколько занятий для поклонников
науки. Для любителей же языка — ничего.
«Я обожаю русский язык. Было бы замечательно отучиться на преподавателя русского как иностранного и уехать за рубеж. Кто бы сейчас что ни говорил, что вот, русский язык отменяют, это совсем не так. Европейцы, американцы, весь остальной мир — они любят русскую культуру, они любят и уважают русский язык. Как по мне, эта сфера деятельности всегда будет актуальна, потому что, что бы не происходило, русский язык — это мировой язык».
О вузах в ХМАО-Югре Кирилл отзывается так:
«Поступать туда — это значит отрезать всю свою дальнейшую жизнь, потому что их корочки никому не сдались, они никому не нужны. Тебя никто не возьмёт на работу, даже если ты отучишься там четыре года и ещё два года аспирантуры. У нас в округе нет хороших университетов, поэтому вопрос о том, куда поступать — это только вне региона. Пытаются уехать куда-то побольше, то есть замахнуться на большее — это Санкт-Петербург, это Москва, но чаще не хотят брать на себя ответственности».
Спрашиваю, планирует ли он после учебы возвращаться в родной регион.
«Очень сложный вопрос, но на данный момент я отвечу: нет, я не хочу туда возвращаться, хотя там огромные перспективы, там можно сделать хорошие университеты, можно сделать хорошее жилье, хорошее образование, там можно накрутить много чего, лишь бы умные люди там были. Но умных людей там нет».
Говорим о ХМАО-Югре. Оказывается, после Москвы это самый богатый регион в России. Тем не менее, говорит Кирилл, у них низкие зарплаты, у них очень плохо ценятся специалисты, и все талантливые ребята уезжают — это самые главные проблемы. Получается своеобразный замкнутый круг.
Что делать? Кирилл считает так:
«Сейчас люди, поступающие в университеты в Югре, чаще всего представляют себе, что здесь их труд опасен, он никому не нужен. Нужно создать хорошие университеты, в которые люди будут хотеть поступать, где они будут видеть, как люди работают, где они увидят тот мир, в котором они хотят существовать. Мир, в котором их труд ценится; мир, в котором их деятельность не напрасна. Это решение лежит уже в
головах многих людей: организовывать мероприятия, которые будут поддерживать интересы регионов. Не интересы Москвы и интересы Санкт-Петербурга, а интересы регионов».
головах многих людей: организовывать мероприятия, которые будут поддерживать интересы регионов. Не интересы Москвы и интересы Санкт-Петербурга, а интересы регионов».
Рома, Череповец, направление «Биология»
Рома невысок, рус и сероглаз. Из-за этих глаз он выглядит на четырнадцать вместо
своих шестнадцати. Производит впечатление доброго и отзывчивого человека. Как позже оказывается, он занимается биологией и хочет стать врачом.
Он из Вологодской области, из Череповца. Гуглю. «Череповец — город в Вологодской области России, административный центр Череповецкого района…» и так далее. Самый крупный город области, даже немного крупнее Вологды — областного центра. Насчитывает чуть более трехсот тысяч человек населения. За последние пять лет оно сократилось на тринадцать тысяч человек.
Ищу картинки. Пяти- и девятиэтажки, деревья, завод. Взгляд цепляет только одно — огроменный мост. Он соединяет разделённые реками Ягорба и Шекчна части города. В остальном же — обыкновенный город, каких много.
своих шестнадцати. Производит впечатление доброго и отзывчивого человека. Как позже оказывается, он занимается биологией и хочет стать врачом.
Он из Вологодской области, из Череповца. Гуглю. «Череповец — город в Вологодской области России, административный центр Череповецкого района…» и так далее. Самый крупный город области, даже немного крупнее Вологды — областного центра. Насчитывает чуть более трехсот тысяч человек населения. За последние пять лет оно сократилось на тринадцать тысяч человек.
Ищу картинки. Пяти- и девятиэтажки, деревья, завод. Взгляд цепляет только одно — огроменный мост. Он соединяет разделённые реками Ягорба и Шекчна части города. В остальном же — обыкновенный город, каких много.
«Для меня Череповец — в первую очередь родина. Довольно большой для такого региона город, можно спокойно жить и учиться, развиваться. Я очень его люблю, кто бы что ни говорил, очень там нравится. Типичный, наверное, панельный город, только побольше, чем всякие городишки с населением десять тысяч. На самом деле, красивый,
достаточно много зелени, несмотря на завод. Его, наверное, много от каких городов отличает это наличие зелени, парков».
достаточно много зелени, несмотря на завод. Его, наверное, много от каких городов отличает это наличие зелени, парков».
Он говорит о Череповце, а у меня перед глазами стоит Асбест — мой родной город. Панельки, комбинат, экология ни к черту. Но — всё родное и уютное. Наверное, регионы все чем-то друг на друга похожи. Россия всё-таки. Хотя, быть честной, вернуться туда на всю дальнейшую жизнь я бы не рискнула.
Спрашиваю о локальных центрах поддержки одарённой молодёжи:
«Есть. Колхоз, на самом деле, но нам нравится. Эффект есть, потому что свои хорошие преподаватели, тоже интересные и полезные темы, так что да, чем-то помогает.
Почему колхоз? Во-первых, часто не в надлежащем состоянии реактивы,
оборудования. Преподавателям платят премию, которую они, в общем-то, тратят на проезд, получается, работают за бесплатно. Жалко так».
Почему колхоз? Во-первых, часто не в надлежащем состоянии реактивы,
оборудования. Преподавателям платят премию, которую они, в общем-то, тратят на проезд, получается, работают за бесплатно. Жалко так».
Наверное, такая ситуация во многих регионах: не только в центрах поддержки одарённости, даже в обычных общеобразовательных школах многие учителя работают почти на чистом энтузиазме. Возможно, это отчасти и вкладывают во всякие громкие фразы наподобие той, что учитель — это призвание.
Спрашиваю Рому о перспективах.
«В плане учёбы перспектив в родном регионе я не вижу. А вот в плане работы — да, потому что я собираюсь идти на врача рентгенолога-онколога. В нашем городе, в связи с тяжёлыми условиями труда на заводе Северстали и химических предприятиях, это довольно актуальная профессия, и такие специалисты будут там востребованы».
Представляю: вот этот мальчик в белом аккуратненьком халате сидит в давно не
ремонтированном кабинете, а к нему заходит огромный-огромный рабочий, и кожа у
него закопченная, будто он только что выбрался из пожара — просто он пришёл со
смены на заводе…
Я говорю, что есть и другие города с тяжелой промышленностью и плохой экологией,
покрупнее, где и врачи нужны, и зарплата повыше. Хочу узнать, почему Рома
рассматривает для дальнейшего развития именно Череповец.
ремонтированном кабинете, а к нему заходит огромный-огромный рабочий, и кожа у
него закопченная, будто он только что выбрался из пожара — просто он пришёл со
смены на заводе…
Я говорю, что есть и другие города с тяжелой промышленностью и плохой экологией,
покрупнее, где и врачи нужны, и зарплата повыше. Хочу узнать, почему Рома
рассматривает для дальнейшего развития именно Череповец.
«Для жизни в небольшом городе зарплаты, которые платят там, вполне хватает.
Череповец небольшой, не особо люблю большие города. И он все-таки родной, как-никак».
Кратко. Ёмко. Благородно.
Череповец небольшой, не особо люблю большие города. И он все-таки родной, как-никак».
Кратко. Ёмко. Благородно.
Вместо заключения
И Кирилл, который покидает родную землю в поисках чего-то нового, и Рома, который
вернётся, чтобы помочь своему региону, и Ксюша, которая собирается просвещать целую страну — все они — часть одного большого юного человечества.
Того, что делает первые шаги в роли главного действующего лица самого нового
времени.
Того, что не ждет перемен.
Того, что их начинает.
вернётся, чтобы помочь своему региону, и Ксюша, которая собирается просвещать целую страну — все они — часть одного большого юного человечества.
Того, что делает первые шаги в роли главного действующего лица самого нового
времени.
Того, что не ждет перемен.
Того, что их начинает.