Марта Столярова
Пьер
Она привычно вздохнула, завидев полоску света под дверью в конце коридора и проследовала к себе, по-старчески шаркая стоптанными домашними туфлями. «Опять просидит всю ночь», — подумала она.

В маленькой комнате в конце коридора тусклое мерцание лампы выхватывало из мрака сгорбленную фигуру. Правая рука неустанно металась по бумаге, то замирая, то размашисто черкая, макала перо в чернильницу и снова покрывала белоснежное полотно темно-синей кружевной вязью.


Как и все последние сорок лет рассвет был беспристрастным свидетелем погребения очередной главы нескончаемого опуса. Мечты о признании, восторженных откликах в газетных статьях суровых литературоведов, письма благодарных читателей давно покоились на дне мусорной корзины, которую каждый день очищала сердобольная хозяйка. Он старался забыть металлический голос главного редактора, категорично отказавшего в публикации, ехидные замечания признанных писателей, окрестивших роман «образчиком дурновкусия». Впрочем, некоторые вполне по-дружески советовали уйти от простого жизнеописания заурядного крохотного мальчика, все достоинство которого заключалось в том, что он любил природу и подмечал в каждой травинке причудливые формы, используя их в своих рисунках.
Но он упорно цеплялся за своего маленького Пьера, который рос, мужал и уже начал стареть вместе с ним, оставаясь непонятым и неоцененным.
За несколько лет безуспешных попыток опубликовать книгу он устало глотал порцию ядовитой критики, исторгнутую десятком желающих померяться глубиной едкого остроумия. Его мир сузился до размеров комнатушки, а общение с внешним миром до одного собеседника хозяйки дома. Впрочем, назвать общением «здравствуйте» было бы преувеличением.

Так и доживал он отведенные дни, растрачивая крошечное наследство отца на жилье, скудную еду, бумагу и чернила. Он спал до обеда, выходил в парк, наблюдая, как осень пожирает лето, уступая место зиме, что рано или поздно утечет с грязным потоком в лучах очередной весны. А каждый вечер его ждал стол с белым листом бумаги его единственным другом, покорно терпящим темно-синие потоки мыслей и образов. Ждал его и уже совсем старый Пьер, которому он позволял прожить еще один день.

Утолив писательский голод, он безжалостно комкал строки, буквы, точки и запятые, отправлял их в корзину и обессиленный ложился спать. Этим утром свет продолжал гореть, указывая, на то, что обитатель комнаты еще не ложился. Когда он не вышел к обеду, хозяйка робко постучала и не услышав ответа, тихо приоткрыла дверь. Последующие события сплелись в сплошную туманную пелену: врач, санитары, носилки, маленькое тело под белой, как бумага, простыней.

Позже вечером она достала из корзины последние скомканные страницы, привычно расправила их и бережно сложила в распухшую папку. Сегодня она не будет читать, боясь читать о смерти Пьера. Их Пьера. Пьера, которого они создавали всю жизнь вместе с тем, кого она всегда бесконечно и безмолвно любила.

Она прочтет их завтра, заранее предчувствуя горький финал. Он ушел тихо, увлекая за собой своего единственного героя, оставив ей ворох исписанной бумаги и обломки тайных надежд.

Верстка: Пушкаренко Екатерина, Махнева Юлия
Иллюстрации: Махнева Юлия