литературный сборник молодых авторов
литературный сборник молодых авторов
Мария Глушанина
История о примитивном человеческом городе
август 2019 года
Белеет парус одинокой в тумане моря голубом!.. Что ищет он в стране далёкой? Что кинул он в краю родном?
Сегодня меня выбросило на незнакомый берег.
Такой рассказ обычно начинают с фразы «ничто не предвещало беды». Как будто беда хоть когда-то сообщает о том, что скоро придёт, и оставляет записку с точным временем. Мир, к великому сожалению, так не работает.
На пути из одного порта в другой могут случиться две беды: закончится провизия или начнётся сильный шторм. Еды хватало на легион, а вот с погодой наша команда не сладила. И мне уже нужно очень много людей, чтобы по их пальцам пересчитать сколько раз я выходила из этого ужаса живой, невредимой и, что важно, на корабле.
Такой рассказ обычно начинают с фразы «ничто не предвещало беды». Как будто беда хоть когда-то сообщает о том, что скоро придёт, и оставляет записку с точным временем. Мир, к великому сожалению, так не работает.
На пути из одного порта в другой могут случиться две беды: закончится провизия или начнётся сильный шторм. Еды хватало на легион, а вот с погодой наша команда не сладила. И мне уже нужно очень много людей, чтобы по их пальцам пересчитать сколько раз я выходила из этого ужаса живой, невредимой и, что важно, на корабле.
В этот раз мне не повезло. Женщина на судне принесла неудачу только себе.
Раз вы слушаете мой рассказ, то я точно не умерла. Правда, с судном мы расстались не попрощавшись. Я очнулась в жутчайшем состоянии в компании бутылочного стекла. Вокруг не было ни одного живого матроса и в принципе живого существа, только пластилиновый песок и дощечка с «Летучего ирландца».
Солнце только появилось, но уже целилось точно мне в физиономию. Волны начали бить по ушам и разбудили от смерти. Будь я чуть более романтичной, я бы представила, как мне кто-то делает предложение руки, сердца и печени. Я в белом воздушном платье, которое ласкает прибрежный ветер, он в костюмчике с удавкой встаёт на дрожащее колено. И меня уже начинало тошнить от передоза сахарным сиропом. А ещё очень хотелось понять, где я примерно находилась.
Надо мной была высокая набережная с резными заборами, по ней ходил одинокий юноша, насвистывал заунывную песенку и тихо плакал. Ему дали от ворот поворот. В таком состоянии он мог воспринять любой бред и подсказал бы куда идти.
До моего потенциального спасителя было трудновато добраться: болело ровно всё. Если вам когда-то ломали сотню костей, вы поймёте мои ощущения. Но я не могла позволить себе лежать как матрос после попойки, помощи ждать неоткуда. Передо мной стояла невыполнимая задача вселенского масштаба — встать. Хватило меня только на то, чтобы встать на четвереньки. В таком интригующем положении я доковыляла до горе-романтика и выдавила из себя:
— Эй, красавчик, — он страдальчески повернулся. Молчал. Я наконец-то встала на ноги. — Да, ты, ушлёпок, подойди сюда.
— У в-в-вас всё хорошо? — парниша то ли заикался, то ли захлёбывался в слезах.
— Я цвету как примула в ночи, не видно? — с моих волос посыпался песок. — Где я?
— На набережной, — мой собеседник находился в эстетическом шоке от одного вида моего славного личика.
— Я сама знаю, умник, город какой?
— Лис-с-сабон, его ответ был похож на издевательство.
— Ты имеешь в виду Лисс?
— Лис-с-саб-бон, столица Португалии.
Именно тогда я поняла, что влипла по полной.
— У в-в-вас всё хорошо? — парниша то ли заикался, то ли захлёбывался в слезах.
— Я цвету как примула в ночи, не видно? — с моих волос посыпался песок. — Где я?
— На набережной, — мой собеседник находился в эстетическом шоке от одного вида моего славного личика.
— Я сама знаю, умник, город какой?
— Лис-с-сабон, его ответ был похож на издевательство.
— Ты имеешь в виду Лисс?
— Лис-с-саб-бон, столица Португалии.
Именно тогда я поняла, что влипла по полной.
Впервые за свою недолгую жизнь мне «посчастливилось» побывать в примитивном человеческом городе. В детстве я бегала по улочкам Атлантиды, а потом не сходила с борта «Летучего ирландца», который заходил только в волшебные гавани. И судьба решила, что это непорядок и нужно продолжить моё образование.
Романтический персонаж с рассветной набережной стал бесполезен. И я снова оказалась без единой мысли о том, куда тащить свою бренную душонку. Сил хватало только на то, чтобы встать и взглянуть на аккуратные домишки со вздёрнутыми крышами. И я бы ими восхитилась, но в Атлантиде даже мусорки были гораздо изящнее. Да и Эльдорадо после выборов нового мэра так похорошел.
Я уставилась в стену и надеялась на чудо: на человека, дом, дерево. Я была бы рада любому, кто знал, где в Лиссабоне пришвартовываются парусные корабли. Но на рассвете нормальные люди лежат, уткнувшись носом в подушку. Я даже этого не могла себе позволить, разве что опереться на забор и уснуть стоя.
Романтический персонаж с рассветной набережной стал бесполезен. И я снова оказалась без единой мысли о том, куда тащить свою бренную душонку. Сил хватало только на то, чтобы встать и взглянуть на аккуратные домишки со вздёрнутыми крышами. И я бы ими восхитилась, но в Атлантиде даже мусорки были гораздо изящнее. Да и Эльдорадо после выборов нового мэра так похорошел.
Я уставилась в стену и надеялась на чудо: на человека, дом, дерево. Я была бы рада любому, кто знал, где в Лиссабоне пришвартовываются парусные корабли. Но на рассвете нормальные люди лежат, уткнувшись носом в подушку. Я даже этого не могла себе позволить, разве что опереться на забор и уснуть стоя.
Спасибо всё той же судьбе, что я этого не сделала. До моих рук долетела солёная от слёз записка. Читать чужие письма плохо, но другого выбора не было.
Ладно — был, но взыграло моё любопытство. Там были очень странные строчки.
«Я никогда тебя не любила. Прямо скажу мне не нужны нищие романтики. Я не хочу, чтобы каждый день справа от моей кровати бегали клопы, а пила бы я только разбавленный кофе. Мне нужны яхты, ужин с видом на Тежу, удобная постель. Ты мне не нужен. Кольцо забери. Твои вещи у Тьяго».
Прямо, направо или налево. Такой маршрут я себе составила, чтобы найти Тьяго, он мог сказать мне, где корабли. Логики в этом не было никакой, я просто взялась за первую возможность, ведь в сказках это работает. Бумажка, конечно, была бестолковая. Плачущий юнец согласился бы со мной.
Ладно — был, но взыграло моё любопытство. Там были очень странные строчки.
«Я никогда тебя не любила. Прямо скажу мне не нужны нищие романтики. Я не хочу, чтобы каждый день справа от моей кровати бегали клопы, а пила бы я только разбавленный кофе. Мне нужны яхты, ужин с видом на Тежу, удобная постель. Ты мне не нужен. Кольцо забери. Твои вещи у Тьяго».
Прямо, направо или налево. Такой маршрут я себе составила, чтобы найти Тьяго, он мог сказать мне, где корабли. Логики в этом не было никакой, я просто взялась за первую возможность, ведь в сказках это работает. Бумажка, конечно, была бестолковая. Плачущий юнец согласился бы со мной.
Я поползла в противоположную от паренька сторону. Меня штормило, голова кружилась, хотелось есть, спать и просто поплакать. Но денег не было, еды не было, единственный знакомый медленно превращался в лужу слёз. Оставалось только следовать выдуманному маршруту и двигаться вперёд. Точнее прямо.
Поворот направо сулил очередное погружение в бездну морскую, а поворот налево означал шишку на голове. В этом Лиссабоне здания не кончались. Они сцепились в хоровод и не прекращали свою весёлую пляску. Из редких переулочков доносился запах извёстки и пустоты, и заглядывать туда не было никакого желания.
Поворот направо сулил очередное погружение в бездну морскую, а поворот налево означал шишку на голове. В этом Лиссабоне здания не кончались. Они сцепились в хоровод и не прекращали свою весёлую пляску. Из редких переулочков доносился запах извёстки и пустоты, и заглядывать туда не было никакого желания.
Я дошла до огромной площади. За полчаса ходьбы под ручку со стеной это был наш первый поворот. Передо мной возвышался громадный особняк с аркой высотой с баркентину. Я редко поражаюсь всяким домишкам, но тот почти дотягивал до замков Китеж-града. В арку я решительно прошла, на каменного всадника в центре площади посмотрела только мельком. Всё равно он не живой, мне не поможет.
Мёртвая площадь сменилась полуживой улочкой, которая отдыхала от прошедшей ночи. Только в одной таверне горел тухлый свет, и называлось заведение так, как будто невидимая рука лиссабонского гения места надо мной издевалась. И помогала.
Таверна «У Тьяго».
Уже с порога было слышно, как верещали старые певицы. Они пели, как их сыновья ушли в синее море, открыли берега Мадейры, женились там на красавицах-островитянках и больше не видели своих матерей. Слушали их полупьяные туристики, которые жаловались на шум. Для меня такие крики — обычный вечер пятницы. Матросы на «Ирландце» верещат, кричат, рвут свою глотку в попытке перепеть друг друга. До следующей пятницы на корабле царит тишина.
Это было первое место, которое напомнило мне о доме.
Мёртвая площадь сменилась полуживой улочкой, которая отдыхала от прошедшей ночи. Только в одной таверне горел тухлый свет, и называлось заведение так, как будто невидимая рука лиссабонского гения места надо мной издевалась. И помогала.
Таверна «У Тьяго».
Уже с порога было слышно, как верещали старые певицы. Они пели, как их сыновья ушли в синее море, открыли берега Мадейры, женились там на красавицах-островитянках и больше не видели своих матерей. Слушали их полупьяные туристики, которые жаловались на шум. Для меня такие крики — обычный вечер пятницы. Матросы на «Ирландце» верещат, кричат, рвут свою глотку в попытке перепеть друг друга. До следующей пятницы на корабле царит тишина.
Это было первое место, которое напомнило мне о доме.
Я почувствовала в этих чернявых бабушках родственные души. Они наверняка знали каждый уголок Лиссабона, а значит, могли указать мне дорогу. Я дёрнула одну старушку за плечо и спросила:
— Где швартуются парусники в вашем дурацком Лиссабоне? Где вы дожидаетесь сына?
— Милочка, что за чушь ты мелешь?
— Вы же пели это, как там… «Сынок мой ушёл с кораблём в океан...»
— Милочка, ты портвейна перебрала? – она нахмурилась так, что её брови стали похожи на сокола.
— Нет, меня выбросило…
— Милочка, иди-ка ты со своими пьяными бреднями... — я тут же рассыпалась перед ней в благодарностях и выбежала из кабака.
— Где швартуются парусники в вашем дурацком Лиссабоне? Где вы дожидаетесь сына?
— Милочка, что за чушь ты мелешь?
— Вы же пели это, как там… «Сынок мой ушёл с кораблём в океан...»
— Милочка, ты портвейна перебрала? – она нахмурилась так, что её брови стали похожи на сокола.
— Нет, меня выбросило…
— Милочка, иди-ка ты со своими пьяными бреднями... — я тут же рассыпалась перед ней в благодарностях и выбежала из кабака.
Фото: Eugene Chystiakov
Судьба продолжала иронизировать. Я врезалась в столб, и только после этой шуточки увидела нужный мне парк.
Высокие платаны охраняли путь и укрывали меня от солнца. Я не могла поверить, что самый обычный город может хоть в чём-то обогнать волшебный, но, признаю, аллея была чудесной. Лиссабон нещадно старался меня приласкать, и мне захотелось его полюбить. Но прямо скажу — тот же Зурбаган мне нравился больше, и нищие романтики мне были не нужны.
Я подобралась к исполинскому парку. Две змейки кустов ползли прямо к дороге и хотели укусить монумент какого-то короля, вероятно, Эдуарда Седьмого. Им никогда не удастся вонзить свои зелёные зубы в каменную человечину, а жаль: памятник абсолютно безвкусен. Я поднялась к их хвостам и встала под гулливерский флаг. Было страшновато, он напоминал о чудовищной стране лилипутов, так что я решила смотреть не вверх, а вперёд.
Панорама Лиссабона меня не сильно впечатлила: дома, дома, дома, деревья, мост, второй мост, дворец. Не было никакого чуда, только красивая картинка. Указатели тоже закончились. Солнце поднималось всё выше, в квартирках просыпались люди и шли на работу. Я надеялась, что никто на меня не наткнётся. Всё-таки я была прекрасной больной для сумасшедшего дома.
Я крикнула:
— Эй ты, кто меня вёл, что дальше-то делать? Я не хочу играть в угадайку.
На нос села пёстрая бабочка, и, пока я пыталась прогнать ее из моей жизни, город поменял свои краски. Бледно-голубые улицы стали розоватыми. Деревья заблистали изумрудами, и я расстроилась, ведь для полной картины не хватало только Чучела, Льва, Дровосека и Тотошки. Пейзаж был самым что ни на есть открыточным. Не Шамбала, но тоже сойдет.
Дунул ветер. Дома сверкнули рубином и янтарём. И мне, конечно, понравилось, но солнце Зурбагана делает это каждый божий день.
Совершенно зелёные листья сыпались на меня и скатывались с холма. Я стояла на самой вершине, Лиссабон открылся со всех сторон.
— Эй ты, кто меня вёл, что дальше-то делать? Я не хочу играть в угадайку.
На нос села пёстрая бабочка, и, пока я пыталась прогнать ее из моей жизни, город поменял свои краски. Бледно-голубые улицы стали розоватыми. Деревья заблистали изумрудами, и я расстроилась, ведь для полной картины не хватало только Чучела, Льва, Дровосека и Тотошки. Пейзаж был самым что ни на есть открыточным. Не Шамбала, но тоже сойдет.
Дунул ветер. Дома сверкнули рубином и янтарём. И мне, конечно, понравилось, но солнце Зурбагана делает это каждый божий день.
Совершенно зелёные листья сыпались на меня и скатывались с холма. Я стояла на самой вершине, Лиссабон открылся со всех сторон.
А что, если?..
Я отряхнулась и внимательно рассмотрела каждый домик. Большие, маленькие, куцые, изогнутые — каждый был таким одинаково прелестным. Шум моря и листвы сливался в незамысловатую мелодию. Под такую приятно заснуть и не проснуться. Где-то на набережной плакал тот счастливец, через пять минут к нему подойдёт юная фея и успокоит. Старый моряк Мигель выйдет курить папиросу и ругать пацанят. Я не видела в жизни такой красоты. Арканар, Хоббитания, страна Оз не сравнятся с людским Лиссабоном. Возможно, даже Лисс перед ним померкнет…
На горизонте появился корабль.
Я громко выдохнула и понеслась обратно вдоль змеек, платанов и огромных лепных ворот. Я увидела своего «Летучего ирландца» и летела на крыльях счастья, радости и бесконечной усталости.
Мне удалось обмануть Лиссабон. Он полюбил меня, я его поцеловала и забыла. Оставалось уйти по-зурбагански. Нам с ним никогда не быть вместе, но я оставлю его в приятной иллюзии. В конце концов, после поцелуя лучше молчать и оставить всё идти своим чередом. Он не должен обидеться, я же не со зла, я же такая красивая девочка...
На горизонте появился корабль.
Я громко выдохнула и понеслась обратно вдоль змеек, платанов и огромных лепных ворот. Я увидела своего «Летучего ирландца» и летела на крыльях счастья, радости и бесконечной усталости.
Мне удалось обмануть Лиссабон. Он полюбил меня, я его поцеловала и забыла. Оставалось уйти по-зурбагански. Нам с ним никогда не быть вместе, но я оставлю его в приятной иллюзии. В конце концов, после поцелуя лучше молчать и оставить всё идти своим чередом. Он не должен обидеться, я же не со зла, я же такая красивая девочка...
Матросы спустили мне на воду шлюпку, так быстро я никогда не гребла. На корабль я влетела одним махом, побежала обнимать отца, кричать о своём счастье и петь с матросами их громкие песни. Папа сказал, что только я могла выбраться из такой передряги. И он попросил Лиссабон меня охранять, ведь папа в нём родился и вырос.
Ещё две недели мы шли в Лисс, и я наслаждалась каждой дощечкой «Ирландца». Всё-таки правильно говорят, что не поймёшь, как сильно любишь, пока не потеряешь. Я люблю папу, команду и эти дощечки, пропахшие ромом.
Я почти не спала до самого прибытия в Лисс. Когда показались рыжие фонари этого прелестного городка, я успокоилась. Пришла в каюту, залезла под колючее одеяло и стала раздумывать, как бы мне слинять от папы.
Ещё две недели мы шли в Лисс, и я наслаждалась каждой дощечкой «Ирландца». Всё-таки правильно говорят, что не поймёшь, как сильно любишь, пока не потеряешь. Я люблю папу, команду и эти дощечки, пропахшие ромом.
Я почти не спала до самого прибытия в Лисс. Когда показались рыжие фонари этого прелестного городка, я успокоилась. Пришла в каюту, залезла под колючее одеяло и стала раздумывать, как бы мне слинять от папы.
Такую историю я хотела бы закончить фразой «Я проснулась». Но я заснула и увидела изумрудные платаны. Они снятся мне каждый день.
Верстка: Абрамова Ксения