Второй час идет дождь в дубовом лесу. Слабый, неторопливый, он легко ударяется о поверхность луж. По ней проскальзывает рябь, тонкие кольца воды сменяют друг друга, расширяясь, а после унимаются, будто и не они вовсе бунтовали секунду назад. Влажный мох цепко оплетает длинные стволы деревьев, прижимается к ним ярко-зелеными лапами. А снизу на по-майски зеленой траве редкими точками видны белые цветы — черника или анемона — не ясно.

Шаги по размытым тропинкам сопровождаются тихим хлюпаньем. Капли дождя стучат о синий зонт, что слабо покачивается при неторопливой ходьбе. Скатываются, оставляя темные мокрые полосы. Беседа супружеской пары под ним спокойна, не лишена уютного очарования. Женщина мягко сжимает локоть мужа, а тот у каждого камня, на каждом ухабе взволнованно посматривает на супругу и просит быть осторожнее. Широким шагом их обходит молодой человек. Черный зонт в его руках закрыт, мокрые волосы в беспорядке. Капли с них стекают на лоб, с него на горящие щеки. А спешит ли?

Отражения нетерпеливо снуют повсюду. Их хозяева куда-то спешат, сталкиваются, ругаются и недовольные продолжают свой путь. В странном ритме звучит трение их зонтов друг о друга. Жесткие капли звонко стучат по металлическим крышам магазинов с неоновыми надписями и глухо по крышам из шифера. Потом они безумным потоком несутся к водостоку, скатываются по холодной трубе, вылетают на асфальт и исчезают за ливневой решеткой. Неподалеку останавливается красный автобус. Потоки воды вымывают прозрачные линии на его пыльных стеклах. С шипением двери открываются, выпуская еще несколько обладателей удивительно похожих темных отражений. Те озираются, быстро мотая головой, и присоединяются к большому потоку таких же, как они — вечно спешащих куда-то.

Туман слой за слоем скрывает здания вдалеке. Вот не стало офиса известной рекламной фирмы, за ним скучного департамента. Мелькнувшая в небе молния остается незамеченной, а раскаты грома, последовавшие за ней, тонут в общем шуме.

Слабые блики восходящего солнца рассеиваются по реке. Бело-желтые, они ласково касаются воды и тут же скользят по волнующейся поверхности. Быстрые капли ударяются о нее, оставляя мелкие выемки. От них в разные стороны расходятся круги и тут же смываются волной. Острые потоки ветра с тонким воем бьют упавшие в воду листья, переворачивают их. Темные ветви ивы раскачиваются.

Но вот солнце восходит выше. Лучи его горячее и упрямее. Они пробиваются сквозь стену тумана, успокаивающе действуют на волнующуюся реку. Дождь закончился. К берегу прибило белый платок.

Раздается громкое блеяние овец. Их светлая шерсть промокла сверху и теперь выглядит темнее, чем обычно. Порывистый ветер мечет яркую траву из стороны в сторону, гонит темно-сизые тучи в сторону широких полей. Теплая накидка пастуха уже сырая насквозь. Злой ливень настойчиво бьет его, но тот продолжает стоять, не двигаясь. Спина выпрямлена, руки в спокойном жесте сжимают деревянный посох, тяжелые веки опущены. Вся фигура старика выражала смирение с необузданной стихией. Беззвучно он возносил молитвы славянскому богу Перуну. Как долго ему ждать ответа?

Свежо. Ветки отцветшей сирени пятнами отражаются в небольших лужах. С листьев скатываются последние капли, падают, ударяясь о перила. Неуверенные лучи солнца мягко поглаживают ветки, скользят по деревянной скамейке, играют с разноцветными цветами. Розы грациозно стоят в прозрачной вазе с аккуратной ручкой. Они ярко выделяются на черном лакированном столике. Наступившая тишина растворяется в озорной мелодии. Это играют на рояле в соседней комнате. Вскоре доносится чириканье воробьев. Любопытные, они взбираются на веранду, скачут по мокрым половицам и что-то клюют.

Вдалеке раздается тихий раскат грома, однако даже его хватает, чтобы всё снова замолкло. Но вскоре пианист продолжает игру. И жизнь тоже продолжается.

Ухо кошки слабо подрагивает. Серая шерсть её в рассеянном свете отливает седоватым, а замысловатый ошейник, украшенный бисером, слабо сверкает. Капли дождя ритмично стучат где-то на улице. Плотное окно ограждает их. Оно не дает уюту домашнему раствориться в уюте уличном, своеобразном. На голубоватую статуэтку кота опирается простая табличка с надписью «Open». Разноцветные карандаши замерли в подставке, а телефон замолк в спокойной дреме. Раздается тихий хруст печенья и забавный писк мыши.

Она аккуратно откусывает маленькие кусочки, придерживая их. Но вот лапы её скользят по невскрытым конвертам, и та заваливается набок, чтобы тут же вскочить и побежать неизвестно куда. А дождь за окном расходится все сильнее. Вот стук по крыше становится громче, заглушая другие звуки в сонном доме.

Минута. По улице проезжает машина, громко сигналит по непонятным причинам и бесцеремонно будит кошку. Глаза её с узкими зрачками распахиваются, недовольно поглядывают на окно. Встает. Уходит.

1960-е. Франция

Громко шумят люди на станции. Кто-то прощается, кто-то одиноко стоит с багажом в руках. Их темные зонты большой тучей нависают над мокрым асфальтом. И точно так же раздается гром. Только в виде рыданий. Точно так же прозрачные капли падают на пол. Только соленые.

Жёлтым светом горят окна поезда. Вокруг слабой дымкой клубится туман.

Девушка стоит на перроне. Её красный костюм промок, поля небольшой шляпы обвисли, а холодные руки трясутся. Взгляд направлен в спину стремительно уходящему профессору. Шаги его широкие, торопливые. Вместо зонта держит над головой какую-то папку с бумагами, а полы чёрного пальто взметаются с каждым его шагом.

Контроллер проверяет билет, отходит в сторону, пропуская в вагон. Профессор на секунду оборачивается. Редкие морщины залегли на его лице, седина местами покрыла темные волосы.

— Au revoir, mademoiselle.

Девушка задыхается. Глаза её широко распахиваются, отчаянно всматриваются в потускневшую пару напротив.

— Au... Au revoir.