Шорх-шорх… Шорх-шорх…

Наша с ним прогулка до кабинета, где он оставил блокнот, а точнее, пробежка, (времени-то катастрофически мало) была быстрой. Я бы сказал, что она прошла бесследно, но студент все же успел наследить возле моего шкафа, когда надевал бахилы.

Шорх-шорх…Шорх-шорх…

На обратном пути к шкафу я столкнулся с одной знакомой. Не очень-то любимой! А если честно, знакомая эта —мой заклятый враг — соболиная шуба. Она всегда норовит присоседиться ко мне на вешалке, от чего мне становилось невыносимо жарко. И немножко обидно: жить шубы куда более насыщена впечатлениями, чем моя. Хозяин шубы врач, читавший у непутевого студента лекцию днем ранее, наводил страх на всех будущих лекарей: ненавидел разгильдяев. Увидев его, студент спрятал жевательную резинку в руку, а потом рука эта нырнула в карман. Фу… От этой арбузной липучки карман мой съежился! Я был возмущен. Что за халатность?

Через пять минут я висел уже на своем прежнем месте, погруженный в привычную тьму. Только почему-то меня сильно клонило. На правую сторону. Зачетка… Она нырнула в карман с арбузной липучкой. И в ней тройки. Противно вдвойне. Эх, мы снова встретимся со студентом… Таким халатным…

Рано утром мне казалось: день будет спокойный, я смогу его провести в своем уютном мире, ограниченном створками шкафа. Но тут — вновь шаги. Уверенные. Тяжелые. Ритм их сбивал один звук, а точнее, стук какого-то предмета о пол. Это была трость.

Пока я улавливал запах домашней еды, различал нотки котлет с чесноком, жареной картошки и еще бог знает чего острого, меня резко одернула дрожащая рука. Это был Александр Сергеевич.

Какой сегодня день недели? Ммм… Кажется, вторник. Да, вторник! Видимо, он снова пришел в свой выходной искать вдохновение.

Все звали его в больнице «Пушкиным». Не только имя и отчество повлияли на прозвище, но и поэтичная натура врача: он воспринимал мир творчески, так же легко манипулируя метафорами и сравнениями, как хирургическим инструментов. Так, например, в его представлении выглядела больница (я узнал это из записей, забытых как-то в моем кармане:

«Длинный мрачный коридор многочисленными сосудами кровеносной системы разветвляется во все возможные стороны, уходя вглубь слаженного чёткого организма, который работает без остановки.

Эти кровеносные сосуды делятся на три типа: первые (артерии) идут от сердца —кабинета главного врача, регулирующего весь процесс, к органам — кабинетам заместителей и заведующих; вторые (капилляры) — кабинеты врачей — представляют собой подраздел первых и движутся от ранее упомянутых органов по всему телу; третьи сосуды (вены) объединяют вторые по группам и образуют больничные отделения.

Связующим звеном, без которого невозможно функционирование этого по-настоящему живого организма, являются люди, маленькие кровяные тельца, быстро и хаотично перемещающиеся по этим сосудам».

Или еще: «"Ну и ну", подумал бесконтактный градусник, отпрыгивая от запястья Евгения. Жар мальчика отразился и ударил ему в голову. Градусник был поражен, ведь чаще всего он чувствует только холод тела человека и его души, пышущей недоверием и даже презрением».

Поговаривали (я слышал), что «Пушкин» носил свои сочинения в издательства. Но там их не брали. Еще я слышал слово «графоман», но значения его не понял. А переспрашивать было не у кого…

Меня резко осветило ярко-белым светом лампочки, показалось, что наступил день. С Александром Сергеевичем, как всегда пришедшим в выходной свой день без личного халата, мы отправились блуждать по «сосудам кровеносной системы» в поисках вдохновения для написания очередного этюда.

Шорх-шорх… Шорх-шорх…
Ай… Щекотно… Что-то чешется… Ай-ай-ай… Хахаха… Перестань…

Но врач не может услышать моих мыслей, только я его, поэтому продолжает крутить мои пуговички. В прошлый раз уже две отпали. Одна безвозвратно пропала, поэтому ее заменили какой-то абсолютно неподобающей моему больничному статусу розовой со стразиком… Такими темпами я стану разнопуговичным посмешищем для всех больничных халатов, костюмов и пижам. Что за халатность?

Шорх-шорх… Шорх-шорх… В коридоре мы с Пушкиным встречаем Валентину Петровну, старушку 78 лет. Я уже давно запомнил ее дату рождения: 12 мая 1944 года. Серию и номер паспорта я также знаю наизусть, но это конфиденциальная информация —разглашать ее я не имею права.

То ли от скуки, то ли от желания держать свое здоровье под пристальным контролем, она появляется здесь каждое утро и отлавливает любого не способного дать ей отпор врача, чтобы обсудить болезни, которые, кажется, она знает лучше медиков. И способы лечения знает: от новых до шаманских заклинаний. Но из уважения к возрасту врачи терпят ее. Слушают. Вот заловила Александра Сергеевича. И крутит его (мою!) пуговицу...