Не ветер бушует над бором,
Не с гор побежали ручьи,
Мороз-воевода с дозором
Обходит владенья свои…

— Ей-богу, опять раскрасился, как матрёшка на ярмарке… — покачала головой прыгающая мимо белка. — Ну какой же ты мороз? Ты — леший! Да и на воеводу не тянешь… С твоей осанкой тебя бы в армию взяли разве что шинели штопать!

— Цыц! — прикрикнул на белку леший, отвернулся и по-детски обиженно надул губы. — Опять ты… Совести у тебя нет, Зарни. Мешаешь наслаждаться классикой…

— И мечтать о театре? В тебе погиб великий актер...

— Увы, в Щуку леших не берут… — вздыхает мечтатель, не замечая саркастичный нот в голоске белочки.

По тропинке шёл «лесной дедушка», а попросту — обыкновенный леший, какой есть в каждой чаще. Разве что выглядел он… непривычно. На макушке — традиционная шапка деда Мороза; лицо словно осыпали белой мукой, кривовато и неравномерно; потом неумело, с подтеками, покрасили щёки и нос в красный цвет и нацепили поверх настоящей бороды другую — из ниток, растрепанную и запутанную. Его собеседница, крупная золотистая белка, прыгала по заснеженным елям вровень с его шагом. Деревья, едва заметив их, отводили глаза, закрываясь ветками. Об увлечениях хозяина леса знали все, стыдились его зачастую странного поведения и вида, но делать ему замечания, а тем более, открыто осуждать, осмеливались немногие.

Фото: Bestiary.us

— Куда идем-то, непризнанный талант?

— К деду Миху …

— К самому лучшему критику твоей самодеятельности?

— Опять смеёшься? — подозрительно спросил леший.

— Просто правду говорю, — миролюбиво заметила белка. — Дед Мих действительно твой лучший критик. Говорят, он рос возле людей, там и узнал столько… Ведь он самый умный в нашем лесу …

Дед Мих — одно из самых старых деревьев леса, высокий раскидистый кедр — был фигурой известной и весьма примечательной. Эрудит, философ, ценитель искусства, он мог разговаривать на любую тему: от вечного «Быть или не быть?» до свойств всевозможных лекарственных трав и способов хранения ягод. Являясь самым старым и самым мудрым лесным созданием, он пользовался уважением остальных жителей этих мест. Точно сказать, когда он появился в лесу, не мог никто, и биография Михаэля, а попросту деда Миха, постепенно обросла байками.

Фото: Обои для рабочего стола - Аватары

— Здравствуй, юный леший. Ты по делу ко мне, али так, поговорить? — кедр был до того могуч, величав и стар, что внушал уважение даже «хозяину леса», а искренний интерес деда Миха к его мечте стал толчком для крепкой дружбы.

— И не по делу, и не поговорить… Я, кхм, — как всегда смутился леший, — новую пьесу поставил. Посмотрите?

— Посмотрю, посмотрю, — улыбнулся кедр. — Ты, внучек, не дрожи так. Все свои — я да Зарни…

— Обещаю, смеяться буду тихо! — подняла лапку белка.

— Это не комедия, — надулся актер. — Я поставил «Мороз— Красный нос» Некрасова. Там совершенно не над чем смеяться!

— Вечная классика, — задумчиво произнес кедр. — Что же, актер, вдохнови публику…

Леший глубоко вздохнул, принял позу древнегреческого чтеца, сделал, по выражению Зарни, «лицо вдохновенного дурачка» и начал декламировать:

— Савраска увяз в половине сугроба …

— Люди в лесу, люди, люди! — сорока-трещотка появилась так внезапно, что поморщились все трое: и чтец, и зрители.

— Тьфу ты… Сбила… — недовольно буркнул леший, нахмурив густые брови. — Какие ещё люди?

— Люди в лесу! С рюкзаками! Сюда идут!

— Туристы, что ль? — Мих, Зарни и леший переглянулись. Туристы… Если веток ломать да мусор где попало бросать не будут — очень интересные существа! А сколько всего можно у них узнать …

— Зарни, проследи! — крикнул леший и, стаскивая на ходу бороду и шапку, помчался по сугробам прочь.

Люди, приходящие в лес, бывают нескольких видов. Бывают браконьеры — вид, заслуженно ненавистный всем лесным обитателям, бывают собиратели — обычно местные, приходящие в чащу за грибами-ягодами, к лесу относящиеся уважительно, а потому их пропускали спокойно и даже не приглядывали. И были туристы — веселые существа с рюкзаками и палатками, наблюдение за которыми было для деда Миха и лешего очень важным делом — ведь они могли принести «на хвосте» новости из так любимого обоими мира искусства.

Зарни, незаметно сопровождающая туристическую колонну, фыркнула, отвечая своим мыслям. Серьезная взрослая белка имела один существенный недостаток: неуёмное любопытство, со временем перешедшее в любовь к чему-то необычному. Деятельной натуре белки было тесно в узких рамках неписаного свода правил поведения приличного лесного создания. Потому она и оказалась «на короткой ноге» с местным лешаком и делом Михом: ее манили их увлечения, не вписывающиеся в правила и дающие регулярную «пищу» ее любознательности.

Туристы были… как туристы. Идут дружно, перешучиваются, смеются. Внимательно за ними наблюдая, Зарни сделала вид, что не замечает сероватых шубок товарок на соседних деревьях. Их можно понять… Подобные события в лесу случаются редко.

Зарни скакнула на ветку поближе, чтобы слышать разговор.

— Найдем подходящее место и устроимся на ночь. Да, я думаю, лучше здесь… Идти все равно ещё часа два-три, навряд ли успеем выйти из леса.

Зарни кивнула сама себе и отскочила подальше.

— Снег — вода, лед — вода, все вода... Вода-вода-вода-вода-вода …

— Так обычно выглядят мемы про Толстого в интернете.

Толстой? Белка напрягла память. Писатель какой-то? Лучший психолог в литературе? Или это был другой? Надо у деда Миха уточнить.

Чуткое ухо белки уловило вдалеке непонятные звуки, похожие на… свист ветра? «Но сегодня нет никакого ветра!... Или это…». Бросив взгляд на туристов, Зарни вздохнула. Не вовремя решил навестить сына старый леший с ёмким прозвищем Старый Дуб, ой, не вовремя! Дорожки снегом не заметены как следует, Лютый вылез из берлоги, шум и гам у них в лесу совсем не зимний, а тут ещё и туристы! «Попадет нашему актеру», — промелькнуло в голове у стремительно мчащейся навстречу лешаку белки.

Если молодой леший вполне походил на человека, разве что более крупного, корявого и мохнатого, то Старый Дуб выглядел как… старый дуб — гигантское старое дерево, передвигающееся при помощи громадных корней.

— Здравствуйте, Старый Дуб! — прыгнув на пушистую лапу ели прямо перед лешим, крикнула Зарни.

По дороге она, перехватив синичку, велела той предупредить о нежданном визите лешего и деда Миха, и теперь собиралась попытаться задержать старика, чтобы дать друзьям время приготовиться.

Широкий покореженный ствол старого лешего остановился и на Зарни уставились тускло-желтые глаза-щели под тяжёлыми веками.

— Здравствуй, белка, — проскрипел Старый Дуб. — Тепла твоему дуплу и бездонности запасам. Видела ли ты моего сына, Малого Жёлудя?

Зарни чуть поморщилась от звучания непривычного прозвища, слишком пафосного для ее дурашливого друга, но тут же сделала мордочку «глуповатой хлопотуньи» и затараторила:

— Доброй работы и процветающего леса! Я как раз искала твоего сына, но раз уж встретила вас — мне очень нужна помощь! Понимаете, дупло моей родственницы, устроенной в старом дереве, прогнило, и ей негде жить! — Зарни активно забалтывала теряющегося в ее речи лешего. Она восклицала, возмущалась, требовала, вспоминая все проблемы, когда-либо имевшиеся в ее семье, раздувая любую легко решаемую мелочь до невозможной трагедии. Родственница, троюродная тетка, действительно жила в старом дупле, которое прогнило, а свободного не нашлось — ну так в их просторном детском дупле после взросления ее младших братьев было пустовато и матушке скучно…

— Отец? — Жёлудь появился незаметно и для увлекшейся перечислением своих бедствий белки, и для пытающегося понять смысл её речей Старого Дуба.

Зарни скосила глаза на приятеля: слава богу, успел смыть краску и стал похож на приличного лешего.

— Сын? — растерявшийся Старый Дуб неуклюже повернулся к младшему лешему. — Здравствуй… Тут. Эта молодая белка… Ей нужна помощь. Ты разберись, а я пока к Миху схожу. Проведаю старого знакомого.

И, чуть покачнувшись, неуклюже пошел по сугробам.

— Ты его… как? — шепотом спросил леший, глядя на белку с уважением.

— Болтовней, — усмехнулась Зарни. — Могу потом дать мастер-класс. Но ты мне лучше скажи — ты все успел поправить?

— Да, наверно… Снег подправил, Лютого в берлогу загнал, всем велел молчать.

— А туристы?

— Ой… Забыл!

— Забыл? От них надо избавляться, срочно! Вот только как?

— В чащу заведу, запутаю, пусть плутают. Обыкновенная наука лешаков.

— Мы не во времена твоего деда живём, — заметила белка. — Людей ты запутаешь, а навигаторы?

— Тогда, может, волками попугать?

— Очень смешно. Вой волчьей стаи услышит и Старый Дуб. К тому же, сейчас не их время.

— А может… моим актерским талантом?

— Как?

— Представлюсь лесничим.

— Не поверят. Грим ты делать не умеешь.

— Я птиц попрошу.

— И что скажешь?

— Что в лесу медведь-шатун, — улыбнулся леший.

— Ну… — с сомнением оглядела товарища Зарни. — Может сработать, конечно. Только с пафосом не переборщи.

— Какой ещё пафос? — снова надулся Жёлудь, став похожим на большого ребенка. — Моя игра — не пафос! Просто Шекспира по-другому не играют!

— Ладно, ладно, пробуй. А я пока к деду Миху сбегаю, проверю. — Зарни прыгнула на соседнюю ветку и оглянулась. Дурацкая улыбка друга, которому наконец-то дали возможность проявить себя, ее сомнений не развеяла.

Готовился Жёлудь тщательно. Первая возможность подтвердить свой талант, показать себя настоящим актером, а не просто выступать перед двумя зрителями, едва ли относящимися к его творчеству серьезно, дорогого стоила, и показать себя следовало во всей красе. Грим он доверил своей воспитаннице — хромоногой синичке Асе, а костюм лесника, превращающий его крупноватую, похожую на медвежью фигуру во вполне человеческую, у лешего был заготовлен давно.

— Готово! — нанеся последний штрих еловой кисточкой, прочирикала Ася. Жёлудь повернулся к зеркалу и придирчиво оглядел себя. Да, у синицы грим получался все же намного лучше.

— Ни пуха тебе, ни пера! — пропищала в спину уходящему лешему синичка.

— К черту! — мрачно и торжественно ответил Жёлудь, шагнул через порог и захлопнул дверь.

Туристы шли по-прежнему бодро и весело, и лешему, сидящему в кустах, малодушно захотелось сбежать и понадеяться на авось. «Ты обещал!» — напомнил сам себе Жёлудь. — «Помни, что говорил отец! Никогда не робей!» Он набрал в грудь воздух и вышел на тропинку, загораживая туристам путь.

— Кто вы такие? — громовой бас лешего в сочетании с его крупной фигурой в сумерках смог бы произвести устрашающее впечатление, на которое так надеялся актер, но при ярком солнце это выглядело… нелепо.

— Мы? — шедший впереди человек, явный лидер группы, откровенно растерялся. — А вы… кто?

— Лесник я местный! — прогремел леший в ответ. — Уж тридцать лет сей бор охраняю, ни сна, ни отдыха не знаю! А потому и спрашиваю — кто вы, осмелившиеся зайти сюда?

— А о леснике Мишка ничего не говорил, — буркнул себе под нос пришедший в себя старший. — Туристы мы! Наш походный маршрут проложен через этот лес. Но если тут ходить нельзя, мы обойти можем. Такой вариант развития событий Владимира не устраивал, но уж больно странно выглядел этот лесник. Вдруг буйнопомешанный?

— Нельзя сейчас ходить через этот лес, — с видом всезнающего старца покачал головой Желудь. — Лютый медведь поднялся из своей берлоги, темные силы его разбудили. Нет сейчас пути туда никому: ни конному, ни пешему!

— Медведь-шатун? — высокий штиль речи лесничего запутывал Владимира, но важную информацию он вычленить сумел. Шатун — это плохо. Да и лесничий, похожий на сумасшедшего, слегка пугал. — Мы тогда пойдем обходной дорогой… Спасибо за предупреждение! — крикнул турист, стремительно разворачиваясь и делая знак остальным, послушавшимся его беспрекословно. Видимо, лесник напугал и их.

— Пожалуйста, сын мой… — Владимир вздрогнул и прибавил шаг. Ну, получишь за такую подставу, Миша!

Леший стащил с макушки шапку и промокнул мокрый лоб. Вот и свершился его дебют! И, кажется, вполне успешно — ему поверили, действительно приняли за лесника. Он… молодец!

Фото: Мандрівник

— Первый блин комом, — вздохнула сова, глядя на широкую идиотскую улыбку застывшего посреди дороги лешего.

Зарни стремительно мчалась по деревьям. В возможностях товарища отставить пафос она заслуженно сомневалась, а вот в здравом смысле туристов — нет. Вроде причин для тревоги нет, нужно только присмотреть за Старым Дубом. Но отчего-то было неспокойно.

Разговор между стариками не клеился. Дед Мих переживал за младшего друга, и смотрел на лешего с недовольством, а тот, поняв, что болтливая белка встретилась ему явно неспроста, пребывал в дурном настроении.

— Хорошо у вас в лесу, говоришь? Как это хорошо, если первая попавшаяся белка мне сразу о тридцати трёх проблемах говорит? Это называется хорошо? — кипятился Старый Дуб.

— Хорошо! Не жалуемся! А что это была за белка, я не знаю! Может, из соседнего леса! — воинственно отвечал кедр.

Зарни притаилась за сосной. Впрочем, раззадоренные спором, деревья ее не замечали.

— Как два тетерева весной, — буркнула себе под нос белка.

— К нам даже туристы ездят регулярно! А туда, где что-то не так, они не ездят, сам знаешь!

— Туристы, говоришь? — поднял кустистые брови Старый Дуб и в его глазах мелькнул интерес. — Прелюбопытнейшие создания… Где они, ты сказал?

— Отец! — запыхавшийся Жёлудь затормозил на поляне, и Зарни захотелось побиться лбом об ствол ели — грим «под человека», превращающий ее друга в немолодого крупного мужчину, этот остолоп смыть забыл. — Я все уладил.

— Хорошо… А где у вас тут туристы? Мне сказали, они приехали. Люблю на них смотреть, они рассказывают интересные вещи.

Зарни непроизвольно открыла рот. Обомлевший Жёлудь сумел только выдавить:

— А я их уже… Выпроводил.

— Выпроводил? Жаль… — искренне огорчился старый лешак. — Они забавные. А что вы рты пораскрывали? — он вдруг лукаво усмехнулся, хотя усмешка на грубо вырезанном лице выглядела жутковато. — Думаете, я не слышал о ваших театральных экспериментах? Совсем меня за старый пень держите? Да по мне, сынок, занимайся чем хочешь, лишь бы работа не страдала. У всех же свои увлечения, верно? Я вот, например, — Старый Дуб смущённо отвёл глаза, — Высоцкого очень уважаю. Да и вообще слушать песни люблю. А насчёт театра… Представлений мне никто не показывал.

— Пап… — младший леший хлопнул глазами и вдруг расплылся в улыбке. — А я думал, ты не поймёшь… Я сейчас тебе все покажу!

И, загребая снег лаптями, понёсся в чащу.

— Молодежь… — покачал громадной головой Старый Дуб. — Совсем родителей за темных держат.

— Ма—аш! Мы страшилку просили рассказать, а не сочинять на ходу! — друзья с весёлым укором глядят на меня.

— Страшилка не сочинилась. — улыбаюсь я, устраиваясь на диване поудобнее, и делаю серьезное лицо. — Но в следующий раз, как в поход пойдете, возьмите с собой томик Пушкина. Вдруг тамошний леший тоже ценитель поэзии?

— Или театра! — подхватывает кто—то, и громкий смех ребят заглушает подозрительное шебуршание.

Верстка: Серафима Макаревич