Мой друг, что делаешь со мной?
Твой нежный взгляд с немым укором
Искрится прежней красотой,
Но что таишь за этим взором!

Сквозь зеркало кристальных глаз,
Сквозь поцелуи, вздохи, нежность
Гнев вихря нарушал не раз
В саду тенистом безмятежность.

И я боюсь, что дикий ветер
Взаимных чувств разрушит строй –
Ты, что дороже всех на свете,
Мой друг, что делаешь со мной?

Dear heart, why will you use me so?
Dear eyes that gently me upbraid,
Still are you beautiful – but O,
How is your beauty raimented!

Through the clear mirror of your eyes,
Through the soft sigh of kiss to kiss,
Desolate winds assail with cries
The shadowy garden where love is.

And soon shall love dissolved be
When over us the wild winds blow –
But you, dear love, too dear to me,
Alas! why will you use me so?

Однажды в скрипке я прекрасное нашёл
И в бликах каблуков на тротуаре.
Я суть стихов
В уюте и тепле обрел.
О Господи, уменьши
Ковер проеденных звездами облаков,
Чтоб я закутался в нем будто в одеяле.

(The fantasia of a fallen gentleman on a cold, bitter night.)
Once, in finesse of fiddles found I ecstasy,
In the flash of gold heels on the hard pavement.
Now see I
That warmth's the very stuff of poesy.
Oh, God, make small
The old star-eaten blanket of the sky,
That I may fold it round me and in comfort lie.

В часы, когда весь мир живёт покоем
И царствует любовь на небесах,
А странник-ветер вновь шумит в ушах,
Ты слышишь арф дыхание живое
И видишь вспышки в облаках?

Когда весь мир покоится во сне,
Я тоже слышу арф сладчайший звук
И вновь готов вбежать в любовный круг.
Укажешь, ветер, путь заветный мне,
Меж тем как ночь царит вокруг?

Признания в любви от арф незримых
Ночное небо озарят огнём,
И, растворяясь в зареве ночном,
Мелодии любви, зарёй хранимых,
Идут к земле ночным дождём.

At that hour when all things have repose,
O lonely watcher of the skies,
Do you hear the night wind and the sighs
Of harps playing unto Love to unclose
The pale gates of sunrise?

When all things repose, do you alone
Awake to hear the sweet harps play
To Love before him on his way,
And the night wind answering in antiphon
Till night is overgone?

Play on, invisible harps, unto Love,
Whose way in heaven is aglow
At that hour when soft lights come and go,
Soft sweet music in the air above
And in the earth below.

Цветок мой брошен. Ты отвергла дар.
Всем явен рок мой: треснула броня.
В очах от унижения пожар.
И покидает Благодать меня.

Ты как Иуда, что любовь святых
Отдал за серебро, ведущее во мрак;
Ты, залежей желая золотых,
Меня меняла на медяк.

Но ложной вкус победы – тонкий лёд!
Мой первоцвет, что бросила к ногам,
Как факелом, златой твой трон сожжёт.
Я есть отмщенье. Я воздам.

The flower I gave rejected lies.
Sad is my lot for all to see.
Humiliation burns my eyes.
The Grace of God abandons me.

As Alberic sweet love forswore
The power of cursed gold to wield
So you, who lusts for metal ore,
Forswear me for a copperfield.

Rejoice not yet in false bravado
The pimpernel you flung away
Shall torchlike burn your El Dorado.
Vengeance is mine. I will repay.

Я стал иным, я обеднел,
Хотя недавно был любим.
И бил живым ключом во мне,
Вперед желанием гоним,
Родник любви; он сам решал,
Куда струиться не спеша.

Я был богаче богачей!
Я знал блаженства благодать!
Но час пришел – иссяк ручей,
Искристая пропала гладь.
С чем я остался? Чем томим?
Источник пуст, я вместе с ним.

Но он не высох, он ушел
На дно души, он в глубине,
Но есть ли смысл? Поток лишен
Движенья, блеска нет в волне.
Я стал иным; и нет во мне
Тепла любви. Я обеднел.

There is a change — and I am poor;
Your love hath been, nor long ago,
A fountain at my fond heart's door,
Whose only business was to flow;
And flow it did; not taking heed
Of its own bounty, or my need.

What happy moments did I count!
Blest was I then all bliss above!
Now, for that consecrated fount
Of murmuring, sparkling, living love,
What have I? shall I dare to tell?
A comfortless and hidden well.

A well of love — it may be deep —
I trust it is, — and never dry:
What matter? if the waters sleep
In silence and obscurity.
— Such change, and at the very door
Of my fond heart, hath made me poor.