На теплоходе

После полудня Елена Сергеевна стояла на палубе одного из речных теплоходов. Тёмные солнечные очки скрывали её впалые глаза. Тонкой рукой с чуткими и длинными, как у скульптора, пальцами она аккуратно придерживала поручень. Мириады солнечных лучей рыбными стайками расползались по реке. Елена Сергеевна улыбалась от приятной полифонии шумящей воды и кричащих чаек, лёгкого ветерка, заботливо поглаживающего её худые щёки, и безотчётной радости. Всё было прекрасно в маленькой женщине: от чёрных лакированных лоферов на ногах до бледного, обрамлённого металлически-угольными короткими волосами лица. Даже первые глубокие морщинки шли ей.

Елена Сергеевна любила путешествовать: пребывание на одном месте больше трёх дней утомляло её. Путешествовала она одна. Нет, конечно, раньше был и муж, от которого у неё остались лишь воспоминания и неутолимая жажда перемещений по миру. Были и дети, но они, как и положено, выползли из-под материнского панциря при первой же возможности.

Друзей у неё не было. Лишь знакомые, первые встречные и неумолкающие голоса случайных собеседников.

Сегодня вечером Елена Сергеевна сойдёт с теплохода на первой речной пристани и продолжит свои бесконечные, но бессмысленные странствия.

Её отвлёк голос мужчины.

— Матушка-Волга, какой живописный пейзаж! Смотрите-ка, современный Левитан! — указав коротким пухлым пальцем на силуэт художника на левом песчаном берегу, коренастый мужчина улыбнулся женщине. — Меня, кстати, Саша зовут.

— Да, чудесно, — она, казалось, не слышала его.

Елена Сергеевна почувствовала неспешные шаги приближающегося Саши, но осталась недвижима, не повернув даже головы в левую сторону. Лишь тонкие побелевшие пальцы, внезапно сжавшись, вцепились в поручень.

— Вы знаете точно, сколько мостов мы проехали? — голос Елены Сергеевны казался умиротворённым.

— Что?

Сложно было понять, что озадачило Сашу больше: сам вопрос или его внезапность.

— Я спрашиваю вас: сколько мостов нам встретилось на пути? — терпеливо и неспешно повторила вопрос женщина.

— Я не знаю. Кажется, два?

— Четыре.

Саша явно не понимал этой странной маленькой женщины. Её заворожённое, но недвижимое, как у изваяния, лицо привлекало непонятной тайной. Она была загадкой Сфинкса, на которую он не мог найти ответа.

На берегу

Песчаный берег Волги был сплошь усеян сосновыми шишками и мусором. Консервные банки, заржавевшие от речной сырости, перемежались с разноцветными осколками бутылочного стекла. Вид на противоположную сторону открывался грандиозный: холмы, чем-то напоминавшие швейцарские горы, царственно возвышались над рекой.

На берегу, замерев, стоял молодой художник. Мимо проплывал круизный туристический теплоход. Где-то изредка покрикивали чайки. Мазки ложились на холст нежно, но уверенно.

Усилившимися от судна волнами к берегу прибило нечто белое. Это была льняная женская шляпка. Матвей не сразу это заметил: процесс работы так увлекал его, что он не в силах был обратить внимание на что-то другое. Сделав ещё пару мелких мазков, он подошел к грязной воде. Подняв шляпку, Матвей отряхнул её от песка и повесил сушиться на мольберт.

Умиротворённую тишину нарушил резкий телефонный звонок. На экране смартфона высветилось имя любимой девушки. Маргарита.

— Почему ты снова не отвечаешь? — раздражённо спросил высокий голос.

Матвей сделал глубокий вдох и, включив «громкую связь», положил телефон рядом с палитрой. Выплёскивающийся из динамиков звук продолжал мучительную тираду:

— Ты опять возишься со своими кисточками? Хоть бы один день уделил мне! «Рита, я на пленэр!», «Рита, у меня закончился акрил!», «Рита, где моя акварель для этюдов?..» — истошно передразнивала трубка. — Скажи, когда в последний раз люди посещали твои выставки? Эти однообразные волжские пейзажи перестали впечатлять даже обывателей, вешающих рококо в панельных домах!

Матвей безразлично слушал. Кисть предательски подрагивала, оставляя обрывистые неровные линии. Голос немного успокоился:

— Знаешь, я подумала, что мы не сможем быть вместе. Мне нужен человек, который всегда будет рядом со мной. Так не может больше продолжаться. Я ухожу. Ключи от квартиры оставлю в почтовом ящике.

Кисть тревожно выписывала тройные тулупы. Матвей нервно улыбался.

— Почему ты молчишь? Ответь хоть что-нибудь!

Матвей засмеялся. Засмеялся истерично, саркастично и безудержно. Гомерический хохот заглушил даже упрекающие короткие гудки из динамиков: они вторили бросившей трубку девушке.

Матвей схватил холст и, размахнувшись, бросил его в реку. Полотно в деревянном подрамнике, упав в мутную воду, поплыло по течению, слегка подсвечиваясь солнечными лучами. Незаконченное лицо Риты счастливо улыбалось с промокшего насквозь портретного холста.

Белая женская шляпка на мольберте почти досохла.

На мосту
Лера не могла поступить иначе. Чёрные скользкие гадюки её мыслей сцепились в спутанный узел, с которым она не в силах была справиться в одиночку. Помочь было некому.

Она стояла, облокотившись на перила. Свинцово-чёрные от тени волны проваливались куда-то вниз, под мост, составляя контраст с её бледно-пепельными волосами.

Бездна притягивает бездну.

Неестественно тёмные карие глаза девушки будто отражали в себе речную волну. Омуты воспоминаний смешивались с речной позеленевшей тиной. Внутри Леры словно образовалась прожорливая чёрная дыра, засасывающая, как дементор, все положительные эмоции. Сегодня всё изменится. Лера решила довериться жребию. Монет в карманах потёртых джинсов, как назло, не оказалось, поэтому она решила: первый встречный теплоход станет для неё последним. Она сделает всего один шаг.

Справа вдали на берегу что-то рисовал художник. Его силуэт напомнил ей отца, долговязого сутуловатого мужчину, утонувшего в Волге два года назад. Не справился с подводными течениями. Судороги. Он рисовал для неё ушастых розовых слонов, которые прыгали по золотым облакам. Слоны исчезли вместе с отцом: сдулись, как воздушные шарики на утро после чьего-то Дня рождения. Золотые облака превратились в беспросветные тучи.

Глубина была метров пять.

Резкий толчок в спину прервал её размышления. Велосипедист исчез так же внезапно, как и появился. Покачнувшись, она подалась вперёд, инстинктивно схватившись за перила. Участившийся стук сердца как будто эхом разносился по речной долине. Кажется, Лера видела родные песчано-холмистые берега, разделяемые вечно куда-то спешащей массой воды, в последний раз...

Прищурившись, Лера посмотрела вдаль. Встречный теплоход вместе с волнами намеревался скатиться под мост. Где-то беспокойно кричали серые чайки. По палубе шла молодая женщина. И почему-то с белой тросточкой.

Наконец всё стало на свои места. Отпустив перила, Лера сделала шаг. Назад.