«Весь в перьях сад, весь в белых перьях сад»

Юлия Амосова
Анализ стихотворения Владимира Соколова




ноябрь 2018 года
«Стихи надо читать монотонно», — говорила Анна Ахматова.
Мы понимаем, что мелодичность и песенное начало стихотворения неслучайны, и чувствуем, что они будут важны на смысловом уровне.
И эта чарующая монотонность присутствует в стихотворении Владимира Соколова. Такой прием делает поэтический текст похожим на песню, что, с одной стороны, создаёт особую мелодичность, плавность, а с другой — сменяет акценты, пряча лирический сюжет на второй план. Получается, что созданная Соколовым картина мира — это часть песни, которую нужно прожить и прочувствовать, а не разобрать на мельчайшие детали, пытаясь соотнести хронологию действий и динамичность повествования. Мелодичность и монотонность создаётся за счет рефрена «Весь в перьях сад, весь в белых перьях сад», который повторяется в стихотворение три раза. Рефрен формирует главный образ сада, вокруг которого и строится всё остальное. Этим же создаётся трёхчастная композиция стихотворения, отсылающая нас к трехчастному построению музыкальных произведений. Мы понимаем, что мелодичность и песенное начало стихотворения неслучайны, и чувствуем, что они будут важны на смысловом уровне.
Так же ярко выделяется и эпиграф стихотворения, который сразу выстраивает интертекстуальную связь с произведением Лермонтова. «Утёс» — одно из «школьных» стихотворений Лермонтова, оно знакомо каждому, а тайна одинокого утёса и золотой тучки, кажется полностью разгаданной. Поэтому, видя в эпиграфе строку из лермонтовского текста, мы сразу настраиваемся на новую интерпретацию темы одиночества в стихотворении Владимира Соколова, тесно связанную с окружающей природой. Однако это стихотворение не столько об одиночестве, хотя этот мотив здесь, безусловно, присутствует. Чтобы понять, чем обусловлен такой выбор эпиграфа, попробуем провести краткий сравнительный и ассоциативный анализ стихотворений Лермонтова и Соколова.
Иллюстрация: unsplash.com
На первый взгляд, может показаться, что у них мало общего.

На уровне образов пересечения практические отсутствуют: экзотичный одинокий утёс и цветущий сад не имеют общих точек соприкосновения, не считая связи с миром природы. Но на мотивном и смысловом уровнях вырисовываются определенные общие звучания. Ярче всего перекликается метафорически переданное состояние одиночества, внутренней «покинутости». В «Утёсе» Лермонтова это достигает максимальной концентрации: «Одиноко/ Он стоит, Задумался глубоко, / И тихонько плачет он в пустыне». У Соколова чувство опустошенности проявляется на протяжении всего текста через образ «заброшенного сада», который на виду лишь у неба и птиц. Но из-за того, что на этом не акцентируется внимание читателя, общая трагичностью уходит на второй план, уступая место тихой, возможно даже светлой грусти. Но что для Соколова «сад в белых перьях», и как ещё он связан с утесом и золотой тучкой?


1
Чтобы это понять, нужно обратиться к субъектной организации текста. Три части стихотворения, разделённые рефреном, показывают один сад с разных сторон. Первые четыре двустишия представляют собой абстрактное описание сада. Лирический субъект в этом фрагменте текста сам выступает в качестве гостя, поэтому сложно разглядеть его прямое присутствие в тексте. «Бери перо любое наугад» — это обращение к нему и читателю, которому вместе с героем предстоит раскрыть тайну «сада в белых перьях». Из первых двух строф мы понимаем, что «здесь» уже совсем не так, как было в прошлом: «ночевали, спали» журавли в саду. Эти птицы ещё не раз встретятся на протяжении текста. Согласно христианской традиции, белые журавли — это «божьи птицы». Интересно в таком случае звучит сравнение журавлей с «большими детьми неба и земли». Получается, что птица у Соколова выступает в качестве посредника между земным и небесным миром. А сад, изображённый поэтом, — это заброшенный райский сад, где остался лишь «пух» и «перья», которые видны на земле и в темноте. Если воспринимать птичьи перья как символ невесомости, легкости, то можно сделать вывод, что свобода полёта есть лишь у птиц и обитателей неба, а жители земли могут воспринимать это лишь зримо, видя прекрасные воздушные облака, но не имея возможности коснуться и ощутить их тактильно. Ассонансы на «е» стягивают слова в единый смысловой и эмоциональный узел, формируя некую вертикаль. Мы как будто смотрим сверху вниз, находимся в пространственной точке «здесь». Именно поэтому пруд в заброшенном саду становится «этим», близким нам, птицам и небу.

2
Во второй части стихотворения отчетливо проявляется «лирическое Я», где читается вполне конкретный образ поэта, творца, для которого открываются ворота сада. Он создаёт искусство, вдохновлённый красотой. Мы же, читатели, перестаём быть наравне с лирическим субъектом и переходим в сторонние наблюдатели. Поэтический субъект сам «берет перо любое наугад». Эта строка уже присутствовала в первой строфе стихотворения. Однако здесь она может иметь совсем иной смысл: перо, взятое поэтом в руки, является пишущей принадлежностью, с помощью которой он может перенести свои чувства на лист бумаги. Кроме того, такой повтор обусловлен определенной смысловой нагрузкой. Так появляется мотив равноправия и гармонии, который характерен для многих текстов, где размышления ведутся о жизни и смерти, материальных и духовных ценностях. Мир сада гармоничен и целостен, хотя правильнее сказать, был гармоничен и целостен. Ощущение разрозненности, раздробленности появляется уже в следующей строфе, но лишь на подсознательном уровне. Антитеза «маленькие синицы» — «большие птицы», на первый взгляд, обычна, ведь ворота райского сада открыты для всех «тварей земных». Но в сочетании с последующей строфой формируется странная, не свойственная божественному саду разобщенность и даже некая материальность. Особо важную роль здесь играют строки: «И напишу, что сад синицу в руки / Взял, с журавлями белыми в разлуке». Все мы знаем поговорку «Лучше синица в руках, чем журавль в небе». Кажется, именно через ее толкование можно выйти на смысл слов Владимира Соколова. Эта поговорка подчёркивает важность чего-то маленького, незначительного, но уже имеющегося, над чем-то более высоким и прекрасным, но витающим в пространстве и времени, мыслях и мечтах.

Такой подход прагматичен и применим в земной человеческой жизни, но «райский сад» должен жить по иным законам, возвышающим духовное над материальным. Здесь стихотворение «Весь в перьях сад, весь в белых перьях сад» снова пересекается с произведением Лермонтова. Утёс, символизирующий земное и обыденное, и тучка, представляющая собой что-то эфемерное, божественное, на мгновение сходятся вместе. Но этот «союз» недолговечен, он проходит так же быстро, как изменяется прекрасный сад. В стихотворении Соколова сад, находясь в «разлуке» с белыми журавлями, как бы отпускает мечту, перестаёт быть «божественным», «райским».
Иллюстрации: unsplash.com
Уже изменённый, он предстаёт перед нами в последней части стихотворения. Заброшенный пруд, «прорешливость оград» — всё это земные образы, указывающие на то, что сад теперь подвластен времени, он может меняться, «стареть». Здесь время приобретает максимальную власть: сам сад ждёт смены времён года, похолодания и снегирей на ветках. Но в нем остаётся ещё что-то возвышенное, духовное, то, что он принёс с собой из прошлого: «Он не шлёпнет, как кто-то там и сям, / Что журавли завидуют гусям». Эти мелочные проблемы находятся за пределами сада, а он сам, несмотря на серьёзные изменения, остаётся архетипическим образом души, невинности, счастья. И лишь то, что в ноябре в саду светло от «перистого инея», а не от внутреннего сияния человеческой души, наталкивает читателя на мысль о его заброшенности, внутренней опустошенности, того самого одиночества, о котором писал Лермонтов в «Утёсе».
Как уже было сказано, стихотворение «Весь в перьях сад, весь белых перьях сад» — это поэтическая песня. Оно производит впечатление чего-то облачного, воздушного, немного эфемерного. Но за этой легкостью скрывается то, что часто тяжело понять и выразить. Это «что-то» прячется за простотой слога, плавностью ассонансов, отсутствием большого количества художественных оборотов. И лишь рефрены и символичные образы говорят, что перед нами глубокий, философский текст, который тонко раскрывает метафизические свойства окружающего мира, взаимосвязь земного и небесного и даже психологию человеческой души.
Верстка: Катерина Лапшаева