юлия черепкова
«Когда волнуется
желтеющая книга…»

В саду, где раскрылись ирисы,
Беседовать со старым другом своим, —
Какая награда путнику!

Мацуо Басё
Фото автора Wallace Chuck: Pexels
апрель 2022 года
Мой знакомый не любит депрессивную классику, но обожает дискутировать на тему «Грозы» Островского.
Он оценивает её со стороны человека 21 века, поэтому поведение Катерины он считает оправданным, хоть и радикальным, а Кабаниху описывает словами «долой предков». Современная экранизация драмы 2017 года вызвала между нами активные споры: это неверное трактование классики или новое прочтение? «На зеркало неча пенять, коли рожа крива», — писал когда-то Гоголь в качестве эпиграфа для «Ревизора». Эти слова актуальны и для современных авторов, которые прибегают к цитированию классической литературы. Если рассказ писателя 21 века не получается или оценивается критиками как плохо написанный, то, конечно, нельзя говорить о неудачном обращении к первоисточнику. Ответственность за произведение и цитирование в нём лежит на авторе. Классика в основном уже имеет общепринятую трактовку, поэтому в современном контексте она должна трактоваться известными способами. Чем для каждого является цитирование и зачем его используют? Рассказы Драгунского, Боровского и Петрушевской вступят в нашу дискуссию на эту тему.
Как Драгунский попытался вскрыть чеховский футляр
«Рассказ Чехова» написан в 21 веке. Начало представлено детализированными кадрами описания пространства, в котором происходит встреча писателя с читателями. Зал обставлен очень богато, в стиле дворянской эпохи. Этот важный факт показывает изнанку части современной литературы: роскошно, «теплично», но далеко от реальности. В многомиллионном городе на встречу с известным автором приходят всего тридцать человек. По прошествии лет оболочка элитарного творчества осталась такой же помпезной, но вот отношение к ней и её наполнению изменилось по сравнению с временами Чехова. Для понимания смысла Драгунский использует композицию «рассказ в рассказе», переплетая классический чеховский текст и свой личный опыт. «Рассказ Чехова» является аллюзией к тексту «Ионыч» и выбран не случайно. Синтез позволяет показать моральное падение героя в современном обществе. Подобно опустившимся Старцеву и Пигареву рассказчик попадает в схожую ситуацию: также, как и доктора, он не может «вылечить» публику от футлярности. Многие футляры зачастую состоят из стереотипов об обществе. Как говорил сам Драгунский: штамп — это «самая безусловная реальность». В такой реальности живут эти герои Чехова и Драгунского, в зоне комфорта и обособления от мира. Такими же штампами они мыслят про чувства.
Мотив несостоявшейся любви, который проходит сквозь года через Пушкина в «Евгении Онегине», через рассказ Чехова «Дама с собачкой» тянется из прошлого в современную литературу. Это ещё одно обращение к классике с помощью реминисценции. На протяжении всего повествования в «Рассказе Чехова» создаётся ощущение, что писатель рассказывает свою личную историю через призму чужого произведения (после финальной фразы «мне вдруг кажется, что я и есть этот доктор» не остаётся сомнений в этом). Скорее всего, герой Драгунского пережил личную трагедию, схожую с трагедией героев других рассказов, поэтому с таким трепетом и живостью рассказывает собственную историю. Единством чеховского текста и жизненного опыта герой Драгунского доказывает слушателям, что хороший рассказ должен тронуть любого человека; это именно та история, которая найдёт свою интерпретацию в жизни каждого (общий каркас сюжета неудавшейся любви конкретизируется индивидуально). В собственной интерпретации чеховского текста герой смог увидеть свою ошибку, и это уже огромный прорыв в её решении.
Как Данте носил черное пальто Петрушевской
«Смотри вдаль — увидишь даль; смотри в небо увидишь небо; взглянув в маленькое зеркальце, увидишь только себя» (К. Прутков). Современная проза находит спасение в классике, осознавая первопричины собственных проблем. Можно ли одним текстом воскресить другой? Героиня рассказа Л. Петрушевской «Черное пальто» на грани совершения серьёзного греха — самоубийства. Автор намеренно замедляет ход времени, добавляя важный интертекст из «Божественной комедии» Данта, который переосмыслен в 21 веке. Остаётся неизменный образ леса, символизирующий совершённые на протяжении жизни грехи и испытываемые заблуждения. Героиня не прошла земную жизнь до половины, но всё равно очутилась «в сумрачном лесу» и многое забыла, очевидно, погрузившись в Лету. В образе Харона предстаёт водитель грузовика. Привычный облик его будто бы переносится на спутника (он сидел в черном капюшоне). Так Петрушевская интерпретирует задумку Данте на современный лад, сохраняя важные для итальянского поэта детали. Подобно дантовской задумке героиня путешествует по загробному миру, но не может вернуться домой; ей предстоит выбраться из мира «Божественной комедии», пройдя все испытания. Этапы отторжения жизни, помощи другому, раскаяния и возвращения являются альтернативами кругов ада по Данте. Образ Вергилия на себя примеряет женщина, которая помогает главной героине пройти испытания. В отличие от оригинальной поэмы оба персонажа спасены у Петрушевской. Она переигрывает дантовский исход в сторону всеобщего хеппи-энда.
Нередко современная литература отходит от излюбленного её предшественниками трагизма к успокоению и выздоровлению. Уже в 20 веке многие начинали перемешивать жизнеутверждающий пафос с насущными проблемами. Это усиливало чувство веры в жизнь.

Например, стихотворение Пастернака со знаменитым рефреном «Свеча горела на столе,/ Свеча горела» подходит под такое описание. Вечные символы спички, ключа и записки Л. Петрушевская также заимствует из классики. Огонь освещает путь в темноте и возвращает героине воспоминания. Людям даются в жизни такие спички, помогающие открыть глаза на важные вещи вокруг, которые многие не замечают. Ключи могут отпереть разные двери в жизни героини, но они не помогают понять главного. Они дают только возможность убежать, спрятаться в зоне комфорта, но нахождению решения проблемы не способствуют. Записка — это мысли из прошлого. Героиня сжигает её в надежде обменять одни воспоминания на другие. Грешное прошлое она приносит в жертву ради осознания действительности. Выходит, что дантовский концепт смог возродить героиню Петрушевской, дать ей второй шанс на жизнь. Значит сюжет итальянской поэмы до сих пор работает в современном мире. Значит его актуальность не теряется с веками. Получается, что некоторые жизненные ситуации не требуют «изобретения велосипеда», а дают нам возможность обрести мудрость, пойдя верным путём
Шесть Чехова и девять Боровского
«Купи прежде картину, а после рамку!»
К. Прутков
Люди всегда старались упростить себе жизнь, поэтому типизировали и классифицировали всё вокруг. Критериями для этого можно взять классическую литературу. Начиная чеховским рассказом, я хотела бы закончить другой работой этого писателя. Его произведение как аллюзия появляется в рассказе А. Боровского «Душечка». Боровский логично последовал эпиграфу этой главы, хоть, возможно, и не знал его. Он начал идти от своего наполнения. Его герой, очевидно, знающий текст Чехова, решил прогнать собственную историю через фильтр взгляда классика. Душечка Боровского – это типаж женщин, которые становятся одним целым со своим мужем. Они готовы меняться, ломаться, при этом не испытывая дискомфорта, ради конечной цели – счастья идеальной жены. Чехов не создавал тип героини. Он в слове «душечка» передал своё отношение и её стиль поведения в обществе. В этом разность подходов людей 19 и конца 20 веков.
Свою историю герой Боровского обрамляет мыслями Чехова. Под концепт рассказа классика подтягиваются описание внешности мужей главной героини, образ наблюдателя изнутри и со стороны за её действиями и легкое отношение к жизни. Через чужую призму гораздо проще рассматривать собственные ситуации и находить им логическое объяснение. Использование уже открытых кем-то истин значительно облегчает жизнь. Таким образом Боровский показал, как можно использовать полученные знания во благо. Иногда они могут работать не на нас, так как воспринимаются буквально и без собственного переосмысления, поэтому возникает разность трактовок одной и той же мысли. Классика является катализатором мыслительного процесса. Герой Боровского сформулировал личное отношение к истории Алёны Н. и имел на это полное право, так как не вступал в полемику с Чеховым, а высказывал собственные мысли на этот счёт.
— Вот так, Никита, классику читать полезно, она мозги расшевеливает.
— В этом, конечно, есть смысл, но к Толстому я из-за объёма не притронусь.
Такой диалог состоялся между мной и знакомым после того, как он узнал тему моего эссе и что я думаю на этот счёт. Вы также имеете право не согласиться с мыслью, что классика важна для понимания современных произведений. Однако стоит помнить, что, возможно, вы по-новому взглянете на знакомое произведение, как сделал герой Драгунского. Это позволит найти решение личной проблемы, подобно героине Петрушевской или упростить собственную жизнь, к чему однажды пришёл герой Боровского и остался довольным. Многие мастодонты современности учились «завязывать шнурки» на примере своих предшественников. Для искушенного читателя возможность узнать все подводные камни представляется занимательным занятием. Будущим филологам и критикам будет полезно изучить творчество конкретного писателя, отталкиваясь не только от его биографии и культурных контекстов, но и от претекстов. Например, для понимания постмодернизма важно знать об излюбленном приёме интертекстуальной игры. Классика часто становится объектом их внимания.
В ближайшем будущем современные тексты сами начнут становиться первоисточниками других произведений.
Проходят года, десятилетия, эпохи, и вот люди уже не понимают, как герои Островского жили по Домострою или не могут себе представить модную причёску Онегина. Время меняется, меняется восприятие привычных вещей, поэтому жизнь предков для нас становится чем-то непонятным. Чтобы не потерять всё, что было и будет наработано нашими современниками, нужно понимать истоки их творчества, а без претекстов, написанных до 20 века включительно, сделать это будет практически невозможно.
Не ищите «следы древних»,
ищите то, что искали они.
Мацуо Басё