Цве-таева: можно ли потеряться в тире?
Дарья Куляева
март 2022 года
Стихи — как все, что чрезвычайной важности

(и опасности!), — письмо зашифрованное.

Книга должна быть исполнена читателем,

как соната. Знаки — ноты.

В воле читателя — осуществить или исказить.
Марина Цветаева. Из записных тетрадей 1919 г
Я начала читать М. И. Цветаеву довольно рано. Настолько рано, что, если бы меня спросили, с какого стихотворения началось мое знакомство с поэтессой (да, я знаю, что М. И. Цветаева не любила этот феминитив, но давайте с самого начала эссе остановимся на этом варианте, так как это моя работа и мне нравится звучание этого слова), я бы затруднилась ответить. Зато я точно могу сказать, с какого стихотворения началась моя любовь к М. И. Цветаевой. Это стихотворение, посвящённое Б. Л. Пастернаку, — «Рас–стояние: вёрсты, мили…». Я никогда не встречала раньше ничего подобного. Меня с самых первых строчек заворожила тянущаяся по всему стихотворению приставка рас-. Я и не представляла, что какой-то префикс может играть такую важную роль в чувственном и пространственном восприятии стихотворения, но об этом поговорим чуть позже.
Но я нигде не встречала определения тире в стихотворениях поэтессы, как дополнительного образа, который играет важную роль в создании не только эмоционального фона произведения, но и его хронотопа.
Да, я понимаю, что уже многие исследовали различные значения цветаевского тире. Например, филолог Н. С. Валгина в своей книге «Стилистическая роль знаков препинания в поэзии М. Цветаевой» выделяла такие оттенки этого знака, как оппозиция, замещение, выделение существительных, глаголов, и местоимений. Но я нигде не встречала определения тире в стихотворениях поэтессы, как дополнительного образа, который играет важную роль в создании не только эмоционального фона произведения, но и его хронотопа. Как мне в голову пришла эта мысль? Я не берусь утверждать, что она правильная, ведь по сути это эссе построено на моем личном опыте прочтения и моем восприятии стихотворений поэтессы, но что-то мне подсказывает, что многие испытывают похожие чувства при чтении поэтических текстов М. И. Цветаевой, только не знают, как это объяснить. Я тоже сначала не знала. Когда первый раз прочитала стихотворение «Рас–стояние: вёрсты, мили», я не могла даже самой себе сказать, что такого особенного в нем было. Я спрашивала об этом у своей учительницы по литературе, но в ответ услышала только про игру приставки, анжамбеман и критичность тире, которое подчёркивает антитезу. Но где же тогда спрятано это чувство бесконечной отдаленности героев друг от друга? У меня есть несколько любимых стихотворений, в которых также говорится о расстоянии между влюблёнными. Например, в стихотворении К. Симонова «Если бог нас своим могуществом» есть такие строчки:


«
Взял бы в рай с собой расстояния,

Чтобы мучиться от разлук,

Чтобы помнить при расставании

Боль сведённых на шее рук.



»
Но при их чтении не возникает ощущения чего-то бесконечно долгого, перед глазами не всплывет образ тянущейся в неизвестность дороги, как при прочтении стихотворения М. И. Цветаевой. Мне кажется в слове «рас–стояние» именно тире (да, я не оговорилась, тире, а не дефис), разделяя слово на слоги, помогает поэтессе продлить хронотоп стихотворения. Мы можем не просто прочитать в словах, но и увидеть в знаках, почувствовать это расстояние. Это тире — как нить судьбы, которая протянулась от лирической героини к ее возлюбленному. Или как меридиана, связывающая два разных континента, на которых живут герои. А в строчке «Который уж, ну который — март?!» тире подчёркивает затянувшуюся разлуку близких по духу людей. Мы понимаем, что от одного марта до другого – целый год, и это уже не первый март, когда герои не видят друг друга. Таким образом, тире, увеличивая расстояние и время стихотворения, подчёркивает драматизм и безысходность судьбы лирической героини. Однако интересно отметить, что это увеличение нельзя увидеть или прочитать, его можно только почувствовать. Если у Б. И. Ярхо есть три уровня анализа стихотворения: идейно-образный, стилистический и фонетический, то почему нельзя выделить два уровня восприятия стихотворений. Первый, к примеру, — зрительный, когда читателю открывается только поверхностный смысл произведения, а второй – чувственный, глубокий, затрагивающий все тайные значения. Если рассматривать восприятие стихотворений в таком контексте, то становится понятно, почему не всегда получается сразу разгадать идею цветаевских строчек.


Можно сказать, что для М. И. Цветаевой тире – это инструмент создания смыслового наполнения поэтических текстов, помогающий поэтессе передать самые тайные чувства, которые невозможно выразить просто словами.
К стихотворениям М. И. Цветаевой нужно привыкнуть. Возможно, их тяжело читать вслух (да и вообще читать), потому что они имеют своё особое звучание. Иногда мне кажется, что ее строчки — это особый шифр, ключ к которому ваше сердце, потому что только оно может подсказать, зачем М. И. Цветаева в той или иной строчке использовала тире. А ведь этот знак препинания встречается почти во всех стихотворениях поэтессы, даже там, где он грамматически не нужен. Можно сказать, что для М. И. Цветаевой тире – это инструмент создания смыслового наполнения поэтических текстов, помогающий поэтессе передать самые тайные чувства, которые невозможно выразить просто словами. Самое удивительное, что каждый может придавать авторскому тире собственное значение. Именно это делает текст более индивидуальным и личным для каждого, что сближает поэтессу с читателями. Однако стихотворения М. И. Цветаевой раскрываются не для всех. Я бы сказала, что ее творчество — для особого круга людей. Для тех, кто не спотыкается о тире, а использует их, как полосу для взлёта. Взлёта мысли. А там, с высоты полёта, открывается совсем другой вид на мысли автора и совершенно иное восприятие стихотворений.
Мы привыкли к тому, что тире в стихотворении — это пауза. Видим тире, делаем паузу. Но что если в стихотворениях М. И. Цветаевой за этим кроется что-то другое? Ведь не стала бы поэтесса везде писать тире только для того, чтобы мы останавливались при чтении… Существует же такое понятие, как цезура, которую я понимаю, как короткую ритмическую паузу в середине стиха, разделяющая его на 2 части. И делаем мы цезуру по большей части инстинктивно, на уровне чувств. Это стало почти закономерностью, что, например, в пятистопном стихе цезура обычно ощущается после двух стоп. Да, в стихотворениях М. И. Цветаевой тире добавляет дополнительные паузы, и мы действительно останавливаемся при их чтении, но останавливается ли при этом наша мысль? Или тире — это новая возможность для полёта фантазии?


Как думаете, можно ли в стихотворении передать колыхание занавески или взмах крыла? А охватить бескрайние просторы моря? На первый взгляд, это задача кажется по типу Маяковского «А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?» Однако. М. И. Цветаевой удаётся не только изображать в своих стихотворениях игру ветра, но и показывать длительность или мимолетность времени, расстояние и даже масштаб описываемой картины. Может быть, именно поэтому ее стихотворения кажутся такими живыми. Вы только послушайте:



«
Ходит занавес — как — парус,

Ходит занавес — как — грудь.

»
А теперь закройте глаза и повторите эти строчки. Только со всеми паузами. Видите? Это как живая картина: сразу представляется образ тюлевой занавески, колыхающейся на ветру.

Или вот, например, строчки из стихотворения «Другие - с очами и с личиком светлым»:

«
А я — руки настежь! — застыла — столбняк!

Чтоб выдул мне душу — российский сквозняк!

»
Тире, которые выделяют фразу «руки настежь», как распахнутые в сторону руки человека, который стоит над обрывом и хочет взлететь, как птица.

Но тире может заменять не только дуновение ветра, но и, наоборот, показывать что-то совсем короткое и резкое, как, например, полёт пули. Читая строчку из стихотворения, посвящённого В. В. Маяковскому: «Выстрел — в самую душу», — мы видим, как летит пуля в сердце лирический героини. Интересно обратить внимание, что тире не только передаёт мгновенность действия, но и рисует траекторию движения пули.

Графически тире — это линия, которая имеет начало и конец. Именно поэтому, читая некоторые стихотворения М. И. Цветаевой, кажется, как будто поэтесса задаёт этим знаком определенное направление движения (иногда движения мысли). Например, это можно увидеть в цикле «Стихи к сыну». М. И. Цветаева призывает своего ребенка вернуться в родную страну:



«
Езжай, мой сын, домой — вперед —

В свой край, в свой век, в свой час, — от нас —

В Россию — вас, в Россию — масс…

»
В этом стихотворении тире не просто олицетворяет, а наглядно показывает путь, который должен пройти сын лирической героини. Каждой новой черточкой М. И. Цветаева прокладывает маршрут для своего ребенка, чтобы он смог вернуться на Родину.

В некоторых стихотворениях с помощью тире М. И. Цветаева передаёт направление своего духовного пути, как, например, в «Молитве»:

«
Ты сам мне подал — слишком много!

Я жажду сразу — всех дорог!



»
Мы знаем о безграничности внутреннего мира поэтессы («что мне, ни в чем не знавшей меры»), но в то же время это тире как будто говорит о том, что, как сильно лирическая героиня не хотела бы охватить все сразу, она сможет пойти только по одной дороге. Тире может не только указывать на направление движения, но и показывать масштаб описываемой картины. Это может быть как что-то не очень большое. Например, размах крыльев в стихотворении «Как правая и левая рука»:

«
Но вихрь встаёт — и бездна пролегла

От правого — до левого крыла!

Или, наоборот, образ целого города в цикле «Стихи о Москве»:

Облака — вокруг,

Купола — вокруг.

Надо всей Москвой

— Сколько хватит рук!



»
Здесь авторское тире создаёт соразмерный задуманному рисунок, подчёркивая величественность и монументальность Москвы.

Однако тире передаёт не только пространство, но и время в стихотворениях. Интересно, что этот знак может отражать абсолютно любые промежутки времени, начиная с самых маленьких — секунд, и заканчивая целыми веками. Мне кажется, что значение тире в стихотворениях поэтессы зависит от контекста, потому что где-то тире увеличивает время, а где-то, наоборот, сокращает. Например, в стихотворении «Солнцем жилки налиты» тире подчёркивает скоротечность жизни:

«
— Странно чувствовать так сильно и так просто

Мимолетность жизни — и свою.

»
А в стихотворении «Времени у нас часок» тире, наоборот, передаёт бесконечность времени, тянущегося в разлуке:

«
Времени у нас часок.

Дальше — вечность друг без друга!

А в песочнице — песок —

Утечет!

»
Тире в сочетании с образом песочных часов замедляет время в стихотворении.

Интересно, что тире подвластны все времена: и прошлое, и настоящее, и будущее. Например, связь с прошлым можно увидеть в строчке из стихотворения «Дружить со мной нельзя»:

«
Вчерашний день прошёл — и мы его схороним

»
Тире как будто проводит черту, отделяющую прошедший день, показывая, что «прошлое должно оставаться в прошлом». А вот увидеть грань между настоящим и будущим можно в стихотворении из цикла «Стол»:

«
Учивший, что нету — завтра,

Что только сегодня — есть.

»
Тире является также ограничителем времени. Это можно увидеть в стихотворении «Анне Ахматовой»:

«
В утренний сонный час,

— Кажется, четверть пятого, —

Я полюбила Вас,

Анна Ахматова.

»
Тире не просто подчёркивает значимость этого момента, но и создаёт определенные временные рамки.

Проанализировав некоторые стихотворения М. И. Цветаевой, можно увидеть, что тире играет важную роль в формировании хронотопа цветаевских поэтических текстов. Хотя иногда мне кажется, как будто тире не просто показывает время и расстояние в стихотворениях, но и является этим самым временем и расстоянием. В одних стихотворениях — это дорога, которую М. И. Цветаева прокладывает как для своих лирический героев, так и для нас, читателей, бесстрашно следующих за полетом мысли поэтессы. В других — промежуток времени, в котором живут ее герои и который, хоть и на доли секунды, но увеличивает время нашего прочтения стихотворений. В поэтических текстах М. И. Цветаевой тире — это уже не просто знак препинания, а ключ к различным символам и смыслам стихотворений.


Вёрстка:
Елена Трофимова