Раз — ржавые шестерёнки приходят в движение. Два — в груди разливается тепло. Три — я остаюсь.

«Худеть», — махали руками родители перед закрытым холодильником. «Худеть», — согласилась я. На первых порах я с удовольствием жмурилась, подбирая две розовые щеки к щелкам-глазам, и представляла: «Худая буду». Ошибалась — худо будет.

— Понимаете, доктор, от Аксиньи Степановны отвернулись все: знакомые, друзья, семья. За что судьба наказала ее одиночеством? Разве она какое зло сделала? Жила праведно: помогала всем... Доктор, что же нам делать? — Варя вдруг встрепенулась, прищурилась и произнесла тихо, но торжественно, словно выдавая какую-то страшную тайну. — Знаете, доктор, я думаю, это потому, что у нее дурно пахнет изо рта!

У всего должна быть цель, чёткая и определённая. Цель искусства — служить прекрасному, воспевать лучшее, что только может существовать — природу, красоту и веру. Всему остальному на холсте не место — вон!

Я работаю в травме. И я — профи. У меня перед зоркими глазами целые архивы людских рентгеновских снимков, за каждым из них —история, иногда забавная.

В воздухе задержалась немая нота, девушка взглянула на свою забытую комнату. Этот уголок под крышей походил на фотокарточку, изображение на ней померкло и затерялось в Чертогах Разума.

Ну, да: я не цветной медицинский костюм с красивой блузой и удобными брюками, цвета фисташки. Я не стилен, как хирургическая «пижама» без кнопок, пуговиц и молний. Но я с уверенностью могу заявить: я ОСОБЕННЫЙ. Я пропуск для тех, у кого нет халата.

Я пять лет... пять лет к этому шёл, всё рисовал, рисовал. Ты представляешь, мне главный директор говорит: «Расскажите о вашем любимом художнике». Он увидел, что я без образования, подумал, не разбираюсь, а в искусство от лени подался. Так я ему давай рассказывать про Нико Пиросмани.

Была осень, ехать было холодно и страшно. У моей Бабушки был очень сложный выбор — либо её любимый мишка под мышкой, либо брат.

Тот день для моей мамы был лайтовым: встать, приготовить завтрак, проводить всех в детские сады-школы-работы, поработать самой, посетить конференцию, сходить за покупками, приготовить обед, подмести полы, забрать сестру из сада и приготовить ужин.

Мир сотворим потом.

Больно становиться деревом — больнее, чем становиться вообще никем.

Атмосфера земли достаточно голубоглаза для того, чтобы оставаться такой до скончания времен.

— Мама, ты дура! — Пятилетняя Леночка не злилась на маму, нет. Говорила между делом. Дело же было важное: зачерпывать кашу ложкой, плюхать на стол и методично размазывать до прозрачного слоя.

14 сентября 2021 года в общеобразовательной школе № 27 города Тулы было принято одно серьёзное волевое решение. Ученица 8 «Б» класса историко-филологической направленности Солнышкина Елена Сергеевна должна была умереть.

Знаешь, пару лет назад, когда мы с Ариэ ходили по миру и исследовали галактики, он рассказал мне историю.

В субботу утром мой бонсай пропал.

Пролила тыквенный сок. В больничной палате вместе с ним утекала и моя жизнь.

С раннего утра в квартире Беловых гремела посуда и шуршали пакеты и сумки, сумки и пакеты. Артём слонялся по кухне

Наш домовой любитель страшилок?

Слышите это? Тишина. Видите? Петербург пустует. Подождем пару минут до шести и…

Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Р. М., по своему обыкновению, подошел к стоящему в спальне трюмо и побледнел от увиденного.

На улице пахло свежеиспеченным хлебом. Его аромат чувствовал каждый прохожий, но никто не думал о том, что так пахнет смерть Тамары Филипповны. И жизнь.

Природа сделала так, что я не вижу в темноте, в отличие, например, от котов. Но коты с любой стороны ─ странная и восхитительная выдумка, только они давно к этому привыкли.

В среду, 7 февраля, на углу Литейного и Шпалерной инженер Хортик разделился надвое.

Море снова бушевало.

Я смотрел на Париж с разных ракурсов...

«Девушка, девушка, купите газету», — доносилось откуда-то снизу.

Сегодня меня выбросило на незнакомый берег.

— Пап, а можно мою любимую?

Мир человеческих чувств так богат, удивителен и в то же время жуток, что я иногда жалею, что «эмоциональным диапазоном, как у зубочистки» может похвастаться только Рон Уизли. Это ведь порой так невыносимо...

В большом коридоре всегда что-то скрипело...

Знаешь, это так странно: смотреть на жизнь широко раскрытыми глазами, и зрачки расширены, и все время рыскать повсюду взглядом, искать что-то и не находить, как ни старайся.

Руки отменно знают свою работу. Рукам не нужно ни о чём задумываться, рукам не нужно смотреть вокруг.