литературный сборник молодых авторов
литературный сборник молодых авторов
«МАЛЬЧИК У ХРИСТА НА ЁЛКЕ»: ПЕРЕЗАГРУЗКА СОЗНАНИЯ
Софья Сытова
июнь 2023 года
Все возможно, если никто не доказал, что этого не существует.
Джоан Роулинг, из серии книг о Гарри Поттере.
Джоан Роулинг, из серии книг о Гарри Поттере.
«Мальчик у Христа на ёлке» — классическое произведение Ф. М. Достоевского, которое читали многие школьники (а олимпиадники и не по одному разу — уж очень хорошо подобные рассказы идут в качестве аргументов для серьёзных сочинений). Но одно дело — прочитать в первый раз, второе — во второй, третье — в третий, и так далее, ведь при каждом возвращении к тексту ты обращаешь внимание на всё новые детали, которые раньше по какой-то причине ускользали из поля твоего духовного зрения. На написание этого эссе меня вдохновило очередное перечтение давно разобранного по косточкам рассказа, после которого я неожиданно удивилась тому, насколько необычные чувства у меня вызвал привычный, знакомый сюжет. Считая полученные мысли ценными, я предлагаю вам вместе со мной совершить путешествие в кроличью нору моего сознания с расчётом на то, что этот опыт, возможно, подтолкнёт вас к тому, чтобы тоже задуматься над таким на первый взгляд простейшим произведением.
Итак, интернет пишет, что «Мальчик у Христа на ёлке» — это рождественский рассказ. Но, скажем так, это совершенно не тот текст, который я бы хотела читать в канун светлого праздника, ведь история об одиноком ребёнке, насмерть замёрзшем за кучей дров, мягко говоря, не кажется сказкой о добре, милосердии, да и вообще о чём-то хоть сколько-нибудь вдохновляющем. Однако такова была моя изначальная мысль, родившаяся сразу после давнего, беглого первого прочтения, теперь же я думаю несколько иначе.
Так называемый «проклятый вопрос» — теодицея, который неоднократно упоминал во время своих лекций на программе «Культура и общество» образовательного центра «Сириус» В. Р. Легойда, по моему мнению, как раз и является основной проблемой данного рассказа — если Бог действительно так добр и всесилен, что устроил такое пышное празднество для несчастных погибших детей, то почему же он ранее не спас их всех от смерти? Или, если уж не всех, то хотя бы этого мальчика?.. Неожиданно для себя в ответ на данный вопрос я нашла вполне логичное объяснение: ни один человек не может на сто процентов точно знать, что творится в голове, к примеру, его собаки, и тем не менее мы считаем, что можем понять замыслы Бога, который, согласитесь, находится по отношению к нам в явно выигрышном положении в том числе и в плане интеллекта? Если кому и была точно известна дальнейшая судьба мальчика, так это Создателю, и вполне возможно, что у него были все основания лишить его жизни — допустим, чтобы он в конце концов не оказался таким же отвратительным пьяным халатником, который встречает нас в начале рассказа (я думаю, в таком случае дарование смерти в детстве определённо лучше и милосерднее, чем позволение человеку много лет заниматься саморазрушением, в итоге приводящим к плачевному концу во взрослом возрасте). Возможно, там была какая-то другая причина, но она в любом случае была, ведь мир не может быть организован по принципу хаоса — иначе он бы очень быстро прекратил своё существование.
Злость сменилась восхищением
Во время моих попыток приблизиться к разрешению «проклятого вопроса» хотя бы в этом произведении (теперь-то я понимаю, что пытаться решить его, используя только человеческие возможности ума, — всё равно что пробовать сварить мясо на огне в пластиковом пакете вместо котелка, то есть совершенно бессмысленная задача, ввиду, как это ни обидно признавать, очевидной на данный момент неприспособленности нашего мышления к перевариванию настолько глобальных тем), так вот, во время этих попыток я сперва искренне злилась на себя за то, что ответ никак не находился, но позже, как ни странно, злость сменилась восхищением, какое обычно бывает у ребёнка, впервые увидевшего подлинное произведение искусства — он ещё не может объяснить, почему оно так притягательно и необычно, но оно ему уже нравится, и он в благоговейном изумлении застывает перед воплощением прекрасного. Так и я неожиданно просто и молча восхитилась продуманностью мироздания — пусть непостижимой, но такой потрясающей и глобальной...
Потом, конечно, вмешалось сострадание. Ведь если отвлечься от всех эпичностей, то это, пожалуй, самая очевидная реакция на происходящее в рассказе. Вот только если раньше я жалела только мальчика, искренне ненавидя при этом тех негодяев, что посмели продолжать веселиться, видя чужое горе, то спустя время моё мнение кардинально поменялось. Действительно — зачем плакать о малыше, который был избавлен от с честью переносимых им земных тягот и как доблестный викинг отправился в импровизированную Вальхаллу, где, правда, вместо боевых упражнений — танцы, но наверняка так же хорошо кормят? Гораздо логичнее ужаснуться жизнью тех, кто не знает истинного счастья (а я искренне считаю, что настоящее счастье любого нормального человека состоит в помощи другим чувствовать себя счастливыми, и дело тут вовсе не в религиозной морали), тех, кто ставит минутные удовольствия выше нравственных идеалов — вот кто действительно несчастен, и вот кого на самом деле стоит жалеть. Однако вместе с этим возникает рационалистическое осознание того, что человек — не Бог, и помочь абсолютно всем просто не в его силах, но в данном случае даже это оправдание не подходит для тех, кто, чего-то стесняясь, закрывает двери перед пришедшим к ним за помощью. А если докрутить эту мысль до того, что Создатель может явиться в мир в образе кого угодно (например, нищего) и получить в том числе и вот такой приём, становится уже как-то не по себе, правда?
Однако давайте оставим эти вопросы богословам с философами, и вернёмся к тому, что интереснее всего описывать — к моему эмоциональному восприятию данного произведения. Разумеется, я, как человек, интересующийся филологией и анализом текстов, не могла не обратить внимание на два классических приёма, на которых, по-моему, построен весь рассказ. И это... барабанная дробь... антитеза и оксюморон! Меня действительно впечатлило умелое обращение Ф. М. Достоевского с последним — повествование как бы ведётся в какой-то степени через призму сознания «маленького мальчика» (о чём говорит специфическая лексика и более упрощённое, «наивное» описание сложных для восприятия даже взрослым человеком событий — взять хотя бы эпизоды смертей, о которых автор намеренно говорит вскользь, с оглядкой на то, что его герой вряд ли по-настоящему осознаёт, насколько трагичен конец жизни), однако всё вышеперечисленное при этом неожиданно пересыпается совершенно недетскими понятиями: «халатник», «блюститель порядка» и т.д., и это сочетание несочетаемого напоминает момент познания ребёнком реальности — помните, как в какой-то сказке принцесса впервые вышла из своего замка с розовыми оконными стёклами на улицу и увидела, что называется, мир в других красках?
Конечно, обращает на себя внимание и целый список антитез, сталкивающих так называемые «вечные темы» — роскошь и нищета, сытость и голод, счастье и горесть, порочность и добродетель, и, наконец, жизнь земная и жизнь небесная. Такие контрасты достигаются за счёт намеренного соседства в общем-то несовместимых хронотопов, таких как жалкая комнатушка, откуда начинает свой путь герой, праздничная улица, куча дров, божественная ёлка и т. д. Такое же, как и темы, «вечное», бесконечное и многоликое противопоставление. Ничего не скажешь, впечатляет. И всё же во всём этом разнообразии особое внимание на себя обращает антитеза яви и сна. Не зря божественные мотивы по большому счёту и возникают-то только во время погружения мальчика в оцепенение — перед нами типичный уход от реальности с целью отвлечься от происходящего, вот только здесь для этого используется уже не искусство, как мы с вами привыкли (грустно стало — перечитал что-нибудь из Пушкина, и чувствуешь себя лучше), а религия.
Но больше всего, пожалуй, меня потрясла вроде бы простая фраза:
“
«Мимо <явно нуждающегося в помощи ребёнка — прим. авт. эссе> прошел блюститель порядка и отвернулся, чтоб не заметить мальчика».
На первый взгляд совершенно неправильная формулировка — нельзя отвернуться от чего-то, сперва не заметив его, но в этом и есть впечатливший меня смысл: полицейский притворился, что не увидел чужого горя (он не сделал вид, что ему всё равно, он просто соврал самому себе, что эта ситуация не стоит его внимания), и вот этот оттенок нечестности к собственному сознанию как раз прекрасно передаётся в описании движения головы героя.
Такая дотошная работа не только со смыслом, но и с формой, в конце концов вызывает разве что искреннее уважение и некоторую зависть к создателю анализируемого произведения (при условии, конечно, что вы тоже думаете о себе как об авторе чего-нибудь практически легендарного, а тут вон оказывается есть какой-то Достоевский, который всё придумал задолго до вас).
В итоге можно сказать... Ой, да кому нужны эти пресные формулировки? В общем, у меня не хватит слов, чтобы описать весь тот спектр эмоций, которые я испытала во время последнего прочтения «Мальчика у Христа на ёлке» и его неожиданного последующего анализа. Уместить всё это в приемлемое количество знаков вряд ли получится (вряд ли у вас есть желание читать целую книгу на эту тему), но я постараюсь сделать некоторые выводы из прочитанного — как сейчас модно говорить, отрефлексировать.
Рассказ оставил после себя в целом, как ни странно, позитивное впечатление, хоть в какие-то моменты я чуть было не пускала слезу, что вообще-то случается довольно редко. Почему позитивное? Всё просто: при прочтении я всегда обращаю большое внимание не только на смысл, но и на форму (думаю, это было очевидно уже по тому, как я усердно расписывала в сегодняшнем эссе свои мысли по поводу одной фразы), а в этом произведении смысл и форма действительно на высоте, к тому же они отлично дополняют друг друга, причём последнее, как мы увидели, помогает раскрыть тончайшие оттенки первого, а это не может не приводить в восторг.
По поводу чувств от самого сюжета я могу сказать лишь очевидные вещи — после прочтения ощущается безысходность, отвращение к равнодушному окружающему миру и осознание собственного бессилия — ведь как бы нам не хотелось, всех спасти всё равно не удастся (да и есть ли в этом смысл, если Бог действительно знает, что нужно делать, гораздо лучше, чем мы?).
Одновременно с этим лично я при чтении, как мне кажется, практически всегда чувствовала то же, что и главный герой — искренний восторг от красоты витрин, недовольство холодом и детскую радость соприкосновения с чудом. Всё это очень странно соединялось с перечисленным ранее, создавая тот самый эффект истории, которая, как «кажется и мерещится», «могла случиться действительно» — вопрос о её возможности, если судить по тексту, пока что остаётся открытым.
По большому счёту, всё вышеречисленное ещё раз доказало, что анализ каждого произведения — это всегда интересный и незабываемый опыт, причём ты никогда не знаешь, какие знания тебе при этом могут пригодиться и какие необычные идеи появятся в процессе, и, более того, куда тебя в итоге приведёт твоя уже под конец порядком растёкшаяся по древу мысль. Иногда это вообще может сподвигнуть тебя на определённую «перезагрузку сознания», как в какой-то степени произошло у меня.
На мой взгляд, прелесть детального разбора текста именно в этой непредсказуемости и живости вневременного диалога автора с читателем. Словом, настоящая книжная магия вне Хогвартса.
Все изображения взяты из открытых источников