Сумерки сгущаются над Прагой. Они достигают колокольни собора Святого Вита и, убедившись, что его вершина захвачена, двигаются дальше. Покоряют на пути острые шпили башен Тынского храма, взметнувшиеся к небу, и зеленый купол костела Святого Николая. Проходит еще немного времени, и в полумраке скрываются пражские улицы, загораются тусклым светом фонари, теряют дневную яркость волнообразные черепичные крыши.

Скрипучая дверь распахивается с тяжелым усилием. На мокрую и скользкую от утреннего ливня брусчатку неохотно ступают ботинки. Следом за ними в узком переулке показывается долговязая фигура в нелепом коричневом пальто. Виктор поднимает изнеможенное лицо к небу, висящему над городом серым полотном. Обреченно опускает опухшие впалые глаза, обматывает шею черным шарфом и шагает.

Его оглушают сигналы машин, мчащихся серыми пятнами вдоль улицы. Он быстро теряется в толпе и еле уворачивается от острых спиц зонтов. Сзади кто-то неловко наступает ему на ногу и, не извиняясь, скрывается в ближайшем баре. Виктор останавливается и оглядывается. На фасаде маленького балкона застыл невесомый ангел. По его лицу текут грязные разводы.

Поворачивается и среди скульптур на фасаде старого здания, на уровне своей головы, замечает уродливый маскарон. Вздрагивает: на секунду ему показалось, что каменные глаза сверкнули. Где-то далеко, будто на другом конце Праги, раздается гром.

Виктор обещал ему законченную рукопись романа неделю назад. С тех пор ничего не изменилось. Последняя глава так и осталась ненаписанной. В ней главный герой наяву должен был встретиться с незнакомкой, являвшейся ему во снах.

Виктор никак не мог запечатлеть образ этой девушки. В набросках все казалось ему неестественным, даже картонным. В муках он исписывал лист за листом и, прочитав их, комкал и рвал. Готовые портреты выходили один пошлее другого. В голове навязчиво кружились цитаты из собственного романа и недавно переписанных в блокнот стихотворений. Нужные слова не шли. Мысли не собирались воедино, пересыхало во рту.

В бессилии автор падал на спинку дивана и закрывал глаза. Но и за пределами реальности его не отпускал безликий женский профиль. Он лишил его сна и покоя.

Виктор переводит дыхание. Снова наступает в лужу и ловит себя на мысли, что подошва у ботинок слишком тонка для поздних прогулок. Оглядывается среди зданий с грязными окнами и спрашивает себя: «И зачем я вышел из дома?» Знает, что для него смертельно остаться наедине с собой еще хоть час.

Он собирает остатки сил, пересекает еще несколько улиц и, наконец, оказывается у арки Староместской мостовой башни. Не поднимая глаз вверх, Виктор телом чувствует тяжесть ее четырех готических ярусов и не задерживается взглядом на святых покровителях, закованных в каменные жилы.

Он смотрит на безлюдный Карлов мост. Туман обволакивает речного властелина со всех сторон, скрывая в пелене тридцать памятников ─ его бессменных стражников. Фонари медленно гаснут. Виктор перестает различать вдали шпили Малостранских башен. Он проходит несколько метров моста, и в этот же момент позади него раздаются громкие стоны: напоминают о себе давние казни. Виктор лихорадочно оглядывается. Кроме тумана, мгновенно заполнившего пустое пространство, к счастью, ничего не видит.

Забытье наконец оставляет его. В запотевших линзах очков перед ним плывут очертания моста. Он превозмогает усталость, с трудом поднимает голову и замечает перед собой девушку в нежно-голубом платье. Она стоит к нему спиной и словно не замечает его присутствия. Ветер играет с ее вьющимися русыми прядями, переплетая и перепутывая их.

— Где я? — Виктор нарушает молчание.

— В центре Вселенной. На Карловом мосту, конечно, — произносит незнакомка, высвобождаясь из слоев тумана.

— Как я здесь оказался?

— Этого я не знаю. Вероятно, Вы, как и я, пришли сюда избавиться от мук. Обрести покой, — девушка оборачивается.

Взгляд дымчатых глаз согревает Виктора. Он задерживается на ее бледном лице… и вдруг вспоминает, зачем в промозглый вечер ступил на камни моста и вытерпел все тяготы холодной осенней погоды.

Все было ради секундного озарения.

— Вы тоже пишете? — механически спрашивает он, поддаваясь потоку мыслей. Кровь приливает к его вискам. Сердцебиение учащается. В горле опять пересыхает. По телу пробегает озноб.

— Иногда. Но больше читаю. Стихи, — Виктор не слышит.

«Да, именно она. Ее я так долго искал», — эхом отзывается в его ушах.

На мгновение ему кажется, что ветер вновь подхватывает его тело и несет прочь с Карлова моста.

— Вы меня слышите? — девушка невесомой рукой дотрагивается до лба Виктора. Он чувствует тепло ее пальцев. Улыбается. И легко, будто бы давно того ждал, покидает землю.

Яркий свет давит на глаза сквозь закрытые веки. Надрывно скрипит световая панель на потолке. С блестящей поверхности крана скатываются мутные капли и, достигая дна раковины, нервно отбивают ритм.

Виктор мучится от ноющей головной боли и сжимает сухие кончики губ. Преодолевает сонливость, разлитую по телу, и немного приподнимается на локтях. Обводит глазами белые стены палаты и скрытое за жалюзи окно, через которое видна узкая полоса неба. Останавливается на прикроватной тумбочке и замечает раскрытую тетрадь.

«Все еще не написал», — говорит внутренний голос.

— Проснулись? — заботливо спрашивает девушка и протягивает ему градусник, предварительно стряхнув его. Пока градусник нагревается, в памяти Виктора высвечивается мокрая Прага, безлюдный Карлов мост и голубое платье в тумане.

«Это сон?.. Но я был там совершенно точно», — подушечками пальцев он нащупывает склизкий мостовой выступ. «Она даже дотронулась до меня», — лоб помнит тепло руки. Виски словно стягивает эластичный бинт.

«На Карловом мосту ты улыбнешься…» — трижды звенит в его ушах.

«Кто улыбнется? Я? Она?..» — Виктор чувствует, как медсестра вынимает градусник.

— Температура немного спала. Впервые за три дня. Вы молодец, — произносит она и отворяет дверь, собираясь уходить.