литературный сборник молодых авторов
литературный сборник молодых авторов
Софья Непочатых
Я ошибаюсь (?)
март 2020 года
Чехов — это неинтересно.
Что же мне на это сказать? Все литературное, что есть во мне, мечется внутри, рвется наружу и кричит: «Да как можно! Одна только мысль об этой мысли оскорбительна! Это же классика, это эталон! Да я вам сейчас докажу…» Чуть позже я выпущу этот голос наружу и позволю ему попытаться опровергнуть идею о скучном прочтении А. П. Чехова. Но пока — откуда взялась эта мысль. Нет, не так. Откуда вообще берется скука.
Когда мне скучно? На биологии. Сижу, слушаю про фазы фотосинтеза, ни-че-го не понимаю и понимать не хочу. Не интересна мне биология — и все тут. Читаю рассказ «Студент». Читаю раз, читаю два. Кажется, понимаю сюжет: грустный студент духовной академии идет домой, заходит к двум вдовам, рассказывает историю из Евангелия и радостный отправляется домой. Чехов считал этот рассказ одним из своих самых продуманных. Сижу, думаю, как построен сюжет — ни-че-го не понимаю. Но, в отличие от урока биологии, в этом случае у меня возникают вопросы, на которые я хочу получить ответы. Литература-то мне интересна. Читаю по строчкам, пытаюсь анализировать, ищу парадоксы, метаморфозы, связи внутри текста. Сейчас я вижу рассказ особой целостной системой, где каждый элемент на своем месте и где одно находит отражение в другом, либо же вступает с ним в уместное противоречие.
Студент с грандиозной фамилией Великопольский приходит к глубокому философскому заключению: невежество, тоска, мрак, чувство гнета «были, есть и будут» — все идет по кругу и повторяется раз за разом. В конце он выводит уже другие, не менее глубокие тезисы: прошлое и настоящее связаны цепью событий, правда и красота непрерывны и «по-видимому, всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле». От идеи постоянно повторяющихся холода, голода и тоски студент приходит к идее непрерывности правды и красоты и мысли о цепи событий, вытекающих одно из другого. А между двумя этими заключениями — костер, у которого погрелся юный философ. Как красиво и плавно его мысли о физическом переходят к мыслям о нравственном и душевном. Возникает вопрос — а стоит ли прислушиваться к человеку, чьи глубокомысленные изречения зависят от температуры воздуха вокруг него?
Ну а почему нет? «Если старуха заплакала, то не потому, что он умеет трогательно рассказывать, а потому, что Петр ей близок, и потому, что она всем своим существом заинтересована в том, что происходило в душе Петра». Звучит здраво. А действительно, почему старуха заплакала?
Бессовестно оборву свою мысль на этом вопросе, но обещаю к ней в скором времени вернуться. Какие еще ситуации вызывают во мне такую скуку, что скулы сводит? Прибегаю я на литературу, опаздываю жутко. Захожу в класс. Там обсуждают, почему кто-то там обернулся в синий плащ, что это значит и как работает в тексте. Ничего не понятно. Скучно. Я не знаю контекста и не могу включиться в тему разговора. Спрашиваю соседку: «Даш, что мы делаем вообще?» Даша мне отвечает: «Разбираем стихотворение Блока "О доблестях, о подвигах, о славе "» — и все становится на свои места. Синий плащ, значение синего цвета, что там, собственно говоря, за разлука, кто эта загадочная «ты». К сожалению, не всегда есть такая соседка Даша, которая выдаст тебе контекст, и тогда ищешь его сам.
К счастью, в тексте «Студента» нужный для ответа на вопрос, к которому я обещала вернуться, контекст рассказан самим Великопольским. Если вычленить из рассказанной им истории главную и, что самое важное, нужную для моих дальнейших рассуждений информацию, то получится так: Петр искренне любил Иисуса, стал свидетелем того, как его избивают и предал Иисуса, трижды отрекшись от него. Восстановим историю жизни двух вдов: Лукерья была замужем за человеком, который ее избивал; мать Лукерьи, Василиса, очевидно, этому не препятствовала; в какой-то момент скончались их мужья, и вот они живут вдвоем. Можно ли говорить, что Василиса предала свою дочь тем, что смотрела, как ту избивают, и не вмешивалась? Я говорю — можно. И если я правильно выстроила свое повествование, вы сейчас видите параллель между историей из Евангелия и историей вдов. Эту параллель уловили и сами вдовы, они благодаря истории про Иисуса и Петра вспомнили, заново прожили свою. Поэтому у Лукерьи выражение лица «стало тяжелым, напряженным, как у человека, который сдерживает сильную боль», а Василиса «всхлипнула, слезы, крупные, изобильные, потекли у нее по щекам». Зная, к чему отсылает меня текст, я понимаю, что в нем сказано.
Если я не вижу, как одно превращается в другое, как пунктирными линиями проводятся параллели, в моем сознании существует только странный, нелогичный сюжет и возмущение: «Зачем это вообще было написано?!» Но теперь-то я вижу. Ну а если не вижу — ищу.
Если вам все еще интересно, когда мне бывает скучно, я с радостью скажу, что очевидная однозначность вызывает у меня сонливость и легкое разочарование. Какой подсмысл можно найти в законах термодинамики? Я выучила, сдала зачет, забыла. Но это физика, возможность трактовать ее законы по-разному вызвала бы нечто ужасное вроде взрыва на ядерной станции или двух-трех вариантов решения задач на контрольной.
В литературе все по-другому. Текст может быть прекрасно выстроен, нести глубокий смысл, красиво и правдоподобно описывать переживания героев, но зачем это все, если автор не играет со своим капризным читателем? Зачем это все, если мне не дали парадоксальный вопрос, противоречивое мнение или просто не вызвали у меня двойственное отношение к ситуации? Через два года после прочтения книги я вспомню не красивые монологи, не сюжет и даже не мораль; я вспомню вопрос, который мне задала книга, а у меня так и не получилось дать на него четкого ответа
Потому что даже если смысл произведения всем понятен одинаково, то наши мнения о произведении одинаковыми быть не обязаны.
Если вам вздумается пересказать этот текст, одна из ваших фраз будет звучать примерно так: «Однозначные произведения неинтересны, читать их нет смысла». Очень надеюсь, что комментарием к этой части будет фраза: «Но я не очень согласен». В пятом классе я прочитала историю Алексея Берестова и Лизы Муромской, и никакая другая история любви не нравится мне так сильно. Ни под какими пытками вы не заставите меня сказать, что «Барышня-крестьянка» — скучно. А о повисшем в воздухе вопросе или о чем-то подобном речи ведь не идет. Любое правило подтверждается исключением. Вот мое исключение, которое для вас может стать правилом.
Рассказ «Толстый и тонкий». Ни слова не смею сказать о нем плохого: буквально страничка, и ты видишь карикатурную, гиперболизированную, но настолько жизненную ситуацию, что становится не то грустно, не то противно. Но как быстро проходит это впечатление? Думаю, так же быстро, как и приходит. Мне поначалу казалось, что так же произойдет с рассказом «На святках». Если кратко, то в этом рассказе старуха-мать хочет в письме выразить первое, получается второе, а дочь, получив письмо, вычитывает там третье. Можно сказать, что коммуникация не произошла, спросить, почему письмо не выполнило свою функцию письма, сказать, что виноваты в этом не самые мудрые герои рассказа, и остановиться на этом. Но не будет ли вас мучить концовка, полностью упущенная в таком анализе? Не будет ли вам скучно вспоминать об этом тексте с таким его пониманием
Что если сконцентрировать внимание на этой странной коммуникации? Получается, что есть четыре ее участника: два отправителя (Василиса и Егор) и два получателя (Андрей Хрисaнфыч и Ефимья). Письмо должно быть отправлено старухой — матерью Василисой дочери Ефимье, и должно быть в письме поздравление с Рождеством, рассказ о событиях, произошедших в деревне за четыре года их разлуки, о голоде, о том, как бедно они живут, о болезнях старика. Пишет письмо Егор, потому что старуха неграмотна. Адресовано письмо мужу Ефимьи, и прочитать его должна сама Ефимья. Не слишком сложная схема. Но вместо нее получается абсолютно запутанный клубок. Старуха может надиктовать только общие клишированные фразы. Егор, уверенный, что пишет Андрею Хрисанфычу, вставляет в письмо военный устав, который они оба знают. И выходит, что в письме нет ничего, что действительно хотела бы передать Василиса Ефимье. Андрей Хрисанфыч письмом не заинтересовался и передал жене, а Ефимья «зaлилaсь слезaми и, обнимaя своего стaршенького, целуя его, стaлa говорить, и нельзя было понять, плaчет она или смеется». То, что было послано, не могло вызвать ту реакцию, которую вызвало, и этот парадокс становится для меня самым важным моментом всего рассказа. Почему же тогда произошло именно так? Для Ефимьи оказался важен не текст письма, а само его наличие. Весточка от родителей как доказательства того, что они живы, что они ее помнят. Письмо было понято правильно, потому что не было прочитано, и неправильно, потому что там не было написано нужного. Такое странное святочное чудо, такой парадокс.
Интересные рассказы Чехова — парадоксальные рассказы Чехова. На уровне текста и на уровне восприятия — везде там есть двойственность, амбивалентность.
Что вы испытываете по отношению к студенту Великопольскому в начале, и что в конце? Он мыслит правильно или неправильно? Для меня его философия так неоднозначна, что я остерегаюсь вообще что-то испытывать. Правильно или неправильно сработало письмо Ефимьи? Я говорю нет, потом говорю да, а потом перечеркиваю оба ответа.
Как только ты применил по отношению к тексту одностороннее определение по типу «хорошо/плохо» или «правильно/неправильно», ты тут же ошибся. Я говорю: «Читать Чехова нескучно» — и тут же ошибаюсь. (ошибаюсь ли?)
Верстка: Можеевский Владислав