Что гарантирует принятие текста? Думаю, очень важен язык. Вместе с его пониманием приходит и понимание литературного текста. Представим себе встречу двух приятелей: разговор между ними льется легко, без неловких пауз, а рассказ одного собеседника не наскучивает другому. Они понимают друг друга. Для читателя и текста тоже очень важно найти общий язык. Современная литература — новая литература. В выходящих в свет книгах нет длинных предложений с кучей деепричастных оборотов, которые можно встретить в некоторых текстах Ф.М. Достоевского. Остались среди строк классики и подробные описания пейзажа и интерьера, а длинные монологи уже не в моде. И это совершенно закономерный процесс. Вместе с тем, как меняется манера речи в обществе, изменяется и стиль повествования. Литература стремится говорить с читателем на его языке. Но будет ли он понятен неопытному читателю или уже «закаленному» классикой книголюбу, который не привык к слогу современного текста?

Почему массовая литература наиболее востребована и популярна? Лидерами продаж все чаще становятся книги, успех которых определяет отношение читателя к сюжетной и любовной линиям, запоминающимся героям, а иногда и к языку, которым она написана. Не стоит забывать и про максимальное соответствие жанра книги ожиданиям потребителей. Это происходит, потому что массовая литература отражает дух времени: черты приятеля угадываются и в характере героя книги, который к тому же живет в обыкновенной квартире, интерьер которой легко рисует воображение, а за ужином он переписывается с другом, пока родственники обсуждают политику или слушают бормотание телеведущего. А может, главным героем станет банкир, чью работу не придется объяснять читателям, ведь они сами, возможно, учатся на эту специальность. Чаще всего массовая литература не отсылает в прошлые века и не перенимает их традиции. В текстах нет социальных вопросов того же XIX века: слово «крепостные» стало не более, чем историческим термином, а революционные настрои достигли своего апогея еще в прошлом веке. События, к примеру, Великой Отечественной войны охватили огромное количество текстов XX века, но время сгладило их в сознании современных авторов. Отображение дня «сегодняшнего», а не «минувшего» делает массовую литературу понятной для каждого читателя. Но всегда ли удается сочетать глубокий подтекст и простоту языка написания? Увы, нет. Хочу отметить, что к каждой книге массовой литературы стоит относиться критически, ведь часто встречаются клише и уж слишком поверхностный смысл. Вот, например, цикл фэнтези «Зерцалия» Евгения Гаглоева. Это имя известно почти каждому подростку, который когда-либо заходил в городскую библиотеку или заглядывал в книжный магазин. Эти книги быстро затягивают и вызывают симпатию к героям, однако после прочтения двух-трех книг мне захотелось переключиться на что-либо другое. Этим чем-то стали «Часодеи» Натальи Щербы. С ними произошла та же история.

Вкус — важное качество такого читателя, который не только считывает текст. Это короткое слово заключает в себе очень многое: чувство прекрасного, эстетическую интуицию, ценности культуры, речевое поведение, умение находить новаторские и оригинальные идеи... Многие люди отказываются от современной литературы, поскольку считают ее язык дурным и безвкусным. Признаюсь, мне самой было сложно переключиться со стилевых особенностей Достоевского и Гоголя: витиеватая манера вести диалог вдруг сменилась на краткую и прямую речь, лирические отступления внезапно испарились, а громоздкие предложения, порой служащие отдельными абзацами, распались на емкие частички. Язык современной литературы казался уж слишком «некнижным»... Интересно, как мы неосознанно принимаем сложный и где-то грубый стиль за абсолютно литературный, хотя можем и не понять его с первого раза. Такой вот парадокс или просто закалка временем. Но с текстами наших дней тоже можно найти общие темы и научиться вести беседу, ведь воспитанный классикой вкус тут же цепляется за хорошо написанную книгу — в этом и весь интерес.

Несмотря на то, что «Лавр» Евгения Водолазкина не каждый критик и читатель отнесет к подростковой прозе, мне хочется упомянуть этот «неисторический роман». В нем интересно сочетаются местами тяжеловатый язык жития или сказания с современными выражениями и фразами. Например: «Что убо чтеши, Христофоре?»; «... заволновались завелические. Бить — еще куда не шло, но убивать — разве же это благочестие? Смертный грех. Твою дивизию, в сердцах воскликнул юродивый Фома.»

В романе есть место для разных эпох: средневековые провидцы заглядывают далеко в будущее, перенося с собой и читателя, а в лесу средневековой Руси можно найти пластиковую бутылку. Такое чередование высокой и низкой лексики, смешение времени вызвало бурную реакцию масс, причем не всегда положительную. Однако для Евгения Водолазкина такое стилистическое решение и оформление текста (к отсутствию тире, признаюсь, я привыкала довольно долго и упорно) — игра с читателем, подкреплённая хитрым замыслом — сочетать доступность и идею вечного существования Слова в лишенном времени мире. Для эксперимента (а этот роман именно им и является) важно предложить тему для разговора. Поддержать его или выбрать себе в собеседники другой текст — воля читателя. Главное, что ранее сложный и непонятный язык стал доступным и удобным для чтения.