литературный сборник молодых авторов
литературный сборник молодых авторов
виктория побережная
Сказка о старинных часах
август 2021 года
В этом доме с ним не говорили только старые напольные часы. Этот небольшой особняк достался Генри в наследство. Угловатое, нескладное, походившее на сутулого старца здание было родовым гнездом его семьи не первый век. Так сказали Генри его родители. Факт наследства радовал Генри до момента непосредственной встречи с домом. Дом был старым. Нет, даже не так: дом был древним, древнее высоких сосен рядом и заросших мхом валунов. По крайней мере, Генри так показалось. Ему вообще многое казалось. Например, что особняк был похож на место встречи с призраками из старинного готического романа или на место, где может разворачиваться сюжет из современного фильма ужасов. Казалось, что от такого зловещего дома надо убегать при первом взгляде на него.
Мысль о побеге была здравой, но трусливой. А жизнь не любит трусов.
Поэтому Генри решил войти внутрь.
Поэтому Генри решил войти внутрь.
Дом встретил его оглушающим гомоном тараторивших наперебой предметов. Конечно, Генри, как наследник особого дара его древней фамилии, привык к тому, что некоторые предметы на улицах или в домах друзей стремились завязать с ним дружескую беседу, но он никогда не думал, что может столкнуться с таким многоголосием, запертым в одном помещении. Как правило, в современных домах стояла звенящая тишина. Новые, напыщенные, чистенькие вещи, только что покинувшие завод, не имеют ни собственных интересных мыслей, которые так бы и рвались наружу, ни истории, которой могли бы поделиться. К сожалению, они так и не успевают эту историю приобрести: легко изнашиваемые, непрочные, всё такие же молчаливые, они отправляются современным человеком на переработку очень быстро. Жизнь этих бедняг невероятно коротка и скучна!
Выделить среди нынешнего поколения вещей можно было только авторские игрушки, с любовью изготовленные теплыми человеческими руками, или некоторые предметы искусства, в которых создатель воплотил свои сокровенные мысли. Эти вещи отражают личность своего создателя. Генри любил такие предметы особенной любовью. С ними всегда можно было поделиться размышлениями и услышать их живой отклик.
Столкнувшись с таким неожиданно тёплым приёмом, наследник вздохнул с облегчением. Дом, казавшийся неприступным и злым, смёл все опасения своей приветливой говорливостью.
Каждая вещь в этом доме обладала своим характером и собственной историей, нередко охватывающей не одно десятилетие, а порой даже и столетие!
На входе в дом стояло несколько потрескавшихся этажерок, они громогласно приветствовали Генри, называли его новым хозяином и от переизбытка чувств то и дело подбрасывали мелкие вещицы, до этого мирно стоявшие на их деревянных полках. Люстра немного раскачивалась в приветственном жесте, приятно позвякивая украшающими её стекляшками. Шторы из старинной узорчатой ткани бархатно шуршали, впуская в дом солнечный свет, освещавший слой пыли, скопившейся на многочисленном антиквариате.
Генри потратил немалое количество времени, чтобы поздороваться с каждым жаждущим общения предметом. Многие из них судорожно начинали тараторить свою историю, периодически выплевывая собственные составляющие: разболтавшиеся петли, отвалившиеся шурупы... Это веселило их слушателя, заставляло улыбнуться с затаенной нежностью и вставить детали обратно в механизм.
Дом нравился Генри. Генри нравился дому. Если бы не одно но: горделиво пыхтящие в углу ЧАСЫ.
Каждая вещь в этом доме обладала своим характером и собственной историей, нередко охватывающей не одно десятилетие, а порой даже и столетие!
На входе в дом стояло несколько потрескавшихся этажерок, они громогласно приветствовали Генри, называли его новым хозяином и от переизбытка чувств то и дело подбрасывали мелкие вещицы, до этого мирно стоявшие на их деревянных полках. Люстра немного раскачивалась в приветственном жесте, приятно позвякивая украшающими её стекляшками. Шторы из старинной узорчатой ткани бархатно шуршали, впуская в дом солнечный свет, освещавший слой пыли, скопившейся на многочисленном антиквариате.
Генри потратил немалое количество времени, чтобы поздороваться с каждым жаждущим общения предметом. Многие из них судорожно начинали тараторить свою историю, периодически выплевывая собственные составляющие: разболтавшиеся петли, отвалившиеся шурупы... Это веселило их слушателя, заставляло улыбнуться с затаенной нежностью и вставить детали обратно в механизм.
Дом нравился Генри. Генри нравился дому. Если бы не одно но: горделиво пыхтящие в углу ЧАСЫ.
На них Генри обратил внимание почти сразу: в отличие от всех предметов в доме, часы хранили молчание. Это не могло не заинтересовать.
Как только наследник утихомирил большую часть своего разговорчивого наследства, его одолело невероятное желание подойти к источнику звуков в углу. Звуки, однако, резко прекратились, а часы старались произвести впечатление отсутствия любых признаков жизни. Генри, естественно, этой напускной безжизненности не поверил и подошёл ближе. Дверцы напольных часов распахнулись с характерным скрипом и с невероятной резвостью стали извергать в остолбеневшего наследника разного размера шестеренки и болты, которые больно ударяли о тело и отскакивали в разные стороны. Все окружающие предметы замолкли так же внезапно, как полетели «внутренности» часов.
Сказать, что Генри был в смятении и почти первобытном ужасе, — ничего не сказать. Часы били больно и, казалось, целились в самые уязвимые места. Но за что? Почему? Через мгновенье, показавшееся вечностью, Генри отскочил в сторону, отходя вглубь старого дома. Дом молчал. Генри тоже.
Часы же удовлетворённо хлопнули дверцами, язвительно выдохнув напоследок. Понятно было одно — часам не нравился новый хозяин. И с этим нужно было что-то делать.
Сказать, что Генри был в смятении и почти первобытном ужасе, — ничего не сказать. Часы били больно и, казалось, целились в самые уязвимые места. Но за что? Почему? Через мгновенье, показавшееся вечностью, Генри отскочил в сторону, отходя вглубь старого дома. Дом молчал. Генри тоже.
Часы же удовлетворённо хлопнули дверцами, язвительно выдохнув напоследок. Понятно было одно — часам не нравился новый хозяин. И с этим нужно было что-то делать.
С того дня в доме нередко происходило что-то выходящее за пределы возможного: то в окно ударится стрела, выпущенная из древнего лука, и тут же исчезнет, то на улице послышится звук лютни, но секундой позже смолкнет, стоит только Генри выйти из дома, то загремит хор на каком-то древнем диалекте и шаги марширующих солдат. Часы яростно сопротивлялись, не желая принадлежать Генри, и стремились всеми доступными им способами выгнать нового владельца. Генри так просто уступать был не намерен. Сначала он старался просто не подходить к углу с часами, надеясь, что тактика взаимного игнорирования сработает, но Генри то и дело забывался и в наказание получал в затылок очередные узорчатые шестерёнки. К слову, эти детали Генри аккуратно собирал в обитые изнутри бархатом шкатулки. Он пока не мог сказать, зачем так бережно обращался с тем, что его калечило, но мысль о неаккуратном или пренебрежительном обращении с мастерски изготовленными деталями казалась ему кощунственной!
Шкатулки с «внутренностями» часов постепенно заполнялись, но их обладатели сдавать позиции не собирались.
В один из чудесных дней, когда Генри случайно оказался слишком близко к часам, он не получил очередную дозу шестеренок в бок. «Неужели это все закончилось?» — с надеждой подумал хозяин особняка и аккуратно приблизился к часам. Они не заговорили с наследником, но вместо того, чтобы злобно распахнуть дверцы, тихо и угрюмо вздыхали. Генри встал около часов и попытался завязать диалог:
— Достопочтенные Часы! Нельзя ли узнать причину, почему Вы даже не пытаетесь поговорить со мной? Возможно, мы могли бы стать друзьями... — он старался придать голосу максимально вежливый тон, часы же продолжали молчать.
— Послушайте, я понимаю, что, возможно, не очень нравлюсь Вам в качестве нового хозяина, но я уверен: мы могли бы понять друг друга, ведь я очень люблю и ценю старинные вещи.
Часы не реагировали. Однако Генри не торопился признавать поражение.
— Я бережно собирал все Ваши детали, которыми Вы так «любезно» со мной поделились. Я их сохранил в бархатных шкатулках. Знаете, я не ожидал, что они будут в таком ужасном состоянии...
— Неудивительно! — неожиданно со стороны окна послышался писклявый голосок. Он принадлежал небольшой щётке для обуви, лежащей неподалёку. — За ними по-настоящему ухаживал только господин Уиль-ой!...
— Достопочтенные Часы! Нельзя ли узнать причину, почему Вы даже не пытаетесь поговорить со мной? Возможно, мы могли бы стать друзьями... — он старался придать голосу максимально вежливый тон, часы же продолжали молчать.
— Послушайте, я понимаю, что, возможно, не очень нравлюсь Вам в качестве нового хозяина, но я уверен: мы могли бы понять друг друга, ведь я очень люблю и ценю старинные вещи.
Часы не реагировали. Однако Генри не торопился признавать поражение.
— Я бережно собирал все Ваши детали, которыми Вы так «любезно» со мной поделились. Я их сохранил в бархатных шкатулках. Знаете, я не ожидал, что они будут в таком ужасном состоянии...
— Неудивительно! — неожиданно со стороны окна послышался писклявый голосок. Он принадлежал небольшой щётке для обуви, лежащей неподалёку. — За ними по-настоящему ухаживал только господин Уиль-ой!...
Часы яростно распахнули дверцы и начали размахивать маятником, который гремел оглушающим металлическим звоном. Генри тут же отпрыгнул в сторону, испугавшись, что маятник ненароком вылетит из глубин часов и ударит его. Звон постепенно умолк, и со стороны часов снова послышались горестные вздохи. «С этим надо что-то делать. Причем срочно, пока кто-нибудь не пострадал. Но сначала надо отнести детали этих бедных часов к мастеру, чтобы их почистили», — подумал Генри и отправился к стеллажам, где стояли шкатулки.
Через несколько дней все детали блестели как новенькие, а сам Генри расспросил часовых дел мастера о правильном уходе за старинными механизмами и теперь радостно шёл домой, гордо неся в пакете необходимые очищающие средства, банку с лаком и специальную щёточку, сделанную вручную самим мастером, которая теперь постоянно задавала новому хозяину вопросы о его доме, явно предвкушая встречу с ним и живущими там старинными предметами.
Сперва Генри почистил все миролюбивые вещи из своего дома. Каждая будто подставляла свои бока под аккуратные руки хозяина и блаженно выдыхала, когда процедура заканчивалась — любому было приятно ощутить себя обновлённым. Только в конце дня Генри смог приступить к часам. Он аккуратно подошёл к ним и тоном делового посла начал:
— Послушайте, Часы, все Ваши детали смазаны и очищены от вековой грязи. Позволите ли поставить их на место?
Часы притворились глухонемыми. Генри разочарованно вздохнул и был готов уже отправиться спать, как вдруг со всех сторон послышалось:
— Соглашайтесь, Часы! У нашего хозяина очень аккуратные руки!
— Часы, не упрямьтесь, хозяин смог стереть с меня то самое старое пятно!
— Послушайте, Часы, ну как вам не стыдно! Господин Генри очень хороший хозяин, он ничего вам плохого не сделает!
Сперва Генри почистил все миролюбивые вещи из своего дома. Каждая будто подставляла свои бока под аккуратные руки хозяина и блаженно выдыхала, когда процедура заканчивалась — любому было приятно ощутить себя обновлённым. Только в конце дня Генри смог приступить к часам. Он аккуратно подошёл к ним и тоном делового посла начал:
— Послушайте, Часы, все Ваши детали смазаны и очищены от вековой грязи. Позволите ли поставить их на место?
Часы притворились глухонемыми. Генри разочарованно вздохнул и был готов уже отправиться спать, как вдруг со всех сторон послышалось:
— Соглашайтесь, Часы! У нашего хозяина очень аккуратные руки!
— Часы, не упрямьтесь, хозяин смог стереть с меня то самое старое пятно!
— Послушайте, Часы, ну как вам не стыдно! Господин Генри очень хороший хозяин, он ничего вам плохого не сделает!
Часы устало выдохнули, громыхнули маятником, призывая к тишине, и медленно распахнули свои дверцы, открывая взору наследника опустошенный механизм, покрытый во многих местах ржавчиной и налетом непонятного происхождения. Генри, глубоко вздохнув, откинул мысль, что часы могут его покалечить этими дверцами, подошел совсем вплотную и начал постепенно очищать места для деталей механизма.
Через некоторое время часы изнутри блестели несвойственной их возрасту молодостью. Все шестерни слаженно поворачивались, маятник, тоже сверкавший, плавно скользил из стороны в сторону, а часы впервые вздохнули удовлетворенно и спокойно. Дерево, из которого был изготовлен их корпус, не укрылось от внимания хозяина и выглядело не менее обновлённым. Генри был очень доволен собой и, вытерев пот с лица чистым полотенцем, сказал:
— Ну вот, совсем как новые! Теперь можно и отдохнуть, — Генри радостно смотрел на часы, наслаждаясь видом правильно работающего механизма.
— Признаться честно, мы до последнего не верили, что у тебя получится. — Генри вздрогнул от неожиданности и, удивленно приоткрыв рот, смотрел на источник низкого, немного механического голоса.
С ним впервые заговорили часы.
— Ну вот, совсем как новые! Теперь можно и отдохнуть, — Генри радостно смотрел на часы, наслаждаясь видом правильно работающего механизма.
— Признаться честно, мы до последнего не верили, что у тебя получится. — Генри вздрогнул от неожиданности и, удивленно приоткрыв рот, смотрел на источник низкого, немного механического голоса.
С ним впервые заговорили часы.
— Так мы теперь... Вы теперь принимаете меня как нового хозяина? — изумленно воскликнул Генри, непроизвольно улыбаясь.
— Принимаем. Мы ошибались в тебе, Генри, — часы умиротворённо размахивали маятником и, выдержав паузу, продолжили, — та щетка говорила правду. За нами не ухаживали должным образом с момента, когда умер наш первый хозяин, господин Уильям. Он был хорошим человеком.
— Но почему? — изумленно проговорил Генри. — Почему к Вам так относились? Вы в них тоже бросали шестеренки?
Часы мягко рассмеялись: — Что ты, хозяин, мы тогда были слишком молоды, для нас такая дерзость была бы непозволительной, — часы немного помолчали и продолжили свою историю.
— Принимаем. Мы ошибались в тебе, Генри, — часы умиротворённо размахивали маятником и, выдержав паузу, продолжили, — та щетка говорила правду. За нами не ухаживали должным образом с момента, когда умер наш первый хозяин, господин Уильям. Он был хорошим человеком.
— Но почему? — изумленно проговорил Генри. — Почему к Вам так относились? Вы в них тоже бросали шестеренки?
Часы мягко рассмеялись: — Что ты, хозяин, мы тогда были слишком молоды, для нас такая дерзость была бы непозволительной, — часы немного помолчали и продолжили свою историю.
Господин понимал, насколько важны в доме Часы! Ведь они стоят на страже Времени!
— Уильям был чудесным мастером. Помнится, он выкупил нас с аукциона у какого-то разорившегося богача и сразу поставил в этом дом, когда тот был еще совсем молод. Уильям починил нас, настроил все необходимые механизмы, практически вдохнул жизнь, поставил на самое видное место в гостиной. Господин понимал, насколько важны в доме Часы! Ведь они стоят на страже Времени! Старина Уильям всегда всё успевал: он умел планировать время, всегда старался сделать счастливыми не только окружающих его людей, но и окружающие его предметы. Мы работали исправно — Уильям чинил нас и иногда заменял совсем старые детали, у нас всегда получалось помогать господину, хотя он никогда нас не просил: то добавим лишний час в его сутки, то ненароком напомним о важном деле, то прозвеним оглушительно на весь дом, когда услышим странные шорохи на заднем дворе или звук отмычки в двери. Этот период жизни мы всегда вспоминаем с теплотой.
К сожалению, господин Уильям старел, всё чаще что-то забывал, спал большую половину дня. Мы не мешали ему — понимали ведь, что человеческая жизнь быстротечна. Господин не оставил после себя достойного наследника, и после тихих похорон этот дом достался брату Уильяма и его семье.
Новые хозяева оказались совершенно другими людьми: совсем не пользовались старыми вещами, забывали про нас, и не умели ценить Время! Знаешь, есть такая поговорка: успевает всюду тот, кто никуда не торопится? Так вот, эти люди постоянно куда-то торопились и твердили, что у них совсем нет времени, хотя продолжали везде опаздывать. В то время наш механизм впервые за долгое время начал сбоить: иногда мы неосознанно гремели ржавеющими шестеренками, слишком сильно размахивали маятником или скрипели дверцами. Людям не понравились такие звуки, и нас поставили в этот пыльный угол, даже не попытавшись проверить, почему мы перестали слаженно работать.
Это был трудный период. Мы жили в страхе, что нас разберут, иногда действительно случайно укорачивая день на несколько минут, жили, боясь, что один лишний наш звук, и мы навсегда потеряем такой теплый и родной дом, в котором жил когда-то наш Уильям. Новые хозяева сердились на нас, называли «рухлядью»! Они винили НАС за скоротечность времени!!! Причитали, что часы в этом доме будто бы прокляты и желают жителям этого дома короткой жизни, потому что идут слишком быстро и торопят век людей! Новый хозяин даже предположил, что наш дорогой Уильям состарился раньше времени и умер, потому что мы неправильно отсчитывали время! О, как горько нам было слышать эти страшные и несправедливые упрёки! Но что могут сделать часы против человека! Они лишь отмеряют время.
Правда, есть у нас один секрет... Наш Уильям знал его. Люди, которые ценят время и следят за своими часами, могут с их помощью слегка его замедлять или делать поток времени быстрее для себя. Уильям нечасто пользовался этим даром, но понимал, насколько мы важны в доме. Иногда, когда мы очень злились на новых хозяев (тогда наш механизм был уже значительно изношен), мы случайно делали так, что из другого времени сюда попадали неожиданные предметы или долетали звуки... Это пугало наших нерадивых хозяев и внушало им мысль о проклятии. Но ты, Генри, оказался не из пугливых. Спасибо тебе!
Новые хозяева оказались совершенно другими людьми: совсем не пользовались старыми вещами, забывали про нас, и не умели ценить Время! Знаешь, есть такая поговорка: успевает всюду тот, кто никуда не торопится? Так вот, эти люди постоянно куда-то торопились и твердили, что у них совсем нет времени, хотя продолжали везде опаздывать. В то время наш механизм впервые за долгое время начал сбоить: иногда мы неосознанно гремели ржавеющими шестеренками, слишком сильно размахивали маятником или скрипели дверцами. Людям не понравились такие звуки, и нас поставили в этот пыльный угол, даже не попытавшись проверить, почему мы перестали слаженно работать.
Это был трудный период. Мы жили в страхе, что нас разберут, иногда действительно случайно укорачивая день на несколько минут, жили, боясь, что один лишний наш звук, и мы навсегда потеряем такой теплый и родной дом, в котором жил когда-то наш Уильям. Новые хозяева сердились на нас, называли «рухлядью»! Они винили НАС за скоротечность времени!!! Причитали, что часы в этом доме будто бы прокляты и желают жителям этого дома короткой жизни, потому что идут слишком быстро и торопят век людей! Новый хозяин даже предположил, что наш дорогой Уильям состарился раньше времени и умер, потому что мы неправильно отсчитывали время! О, как горько нам было слышать эти страшные и несправедливые упрёки! Но что могут сделать часы против человека! Они лишь отмеряют время.
Правда, есть у нас один секрет... Наш Уильям знал его. Люди, которые ценят время и следят за своими часами, могут с их помощью слегка его замедлять или делать поток времени быстрее для себя. Уильям нечасто пользовался этим даром, но понимал, насколько мы важны в доме. Иногда, когда мы очень злились на новых хозяев (тогда наш механизм был уже значительно изношен), мы случайно делали так, что из другого времени сюда попадали неожиданные предметы или долетали звуки... Это пугало наших нерадивых хозяев и внушало им мысль о проклятии. Но ты, Генри, оказался не из пугливых. Спасибо тебе!
Часы тяжело вздохнули и замолчали, мыслями возвращаясь в то непростое время. Генри всей душой сочувствовал им и хотел было уже сказать, что продолжать не стоит, как вдруг часы снова заговорили:
— Семья через пару десятков лет съехала, а мы так и остались стоять в углу с поломанным механизмом. Дальше потекли годы одиночества, наполненные чувствами горечи, злости, обиды и разочарования. К нам порой заезжали люди, но зачастую они брали что-то конкретное и исчезали, не замечая нас.
А потом появился ты. Молодой, одетый по-современному и крутящий непонятные пищалки в руках. Мы боялись тебя подпускать, Генри. Думали, ты увидишь, в каком мы состоянии, и решишь отправить нас на растопку для камина. А потом ты нас починил, и мы вспомнили, как это прекрасно — слаженно работать и служить человеку, который умеет обращаться не только со Временем, но и с механизмами, и не забудет почистить детали в нужный момент, не будет кричать на нас или причитать, что мы — изобретение, созданное, чтобы мучить людей.
Теперь мы уверены, что мы в надежных руках, Генри. И мы с радостью будем помогать тебе правильно обращаться со временем.
И тут часы неожиданно и задорно подмигнули стрелками.
А потом появился ты. Молодой, одетый по-современному и крутящий непонятные пищалки в руках. Мы боялись тебя подпускать, Генри. Думали, ты увидишь, в каком мы состоянии, и решишь отправить нас на растопку для камина. А потом ты нас починил, и мы вспомнили, как это прекрасно — слаженно работать и служить человеку, который умеет обращаться не только со Временем, но и с механизмами, и не забудет почистить детали в нужный момент, не будет кричать на нас или причитать, что мы — изобретение, созданное, чтобы мучить людей.
Теперь мы уверены, что мы в надежных руках, Генри. И мы с радостью будем помогать тебе правильно обращаться со временем.
И тут часы неожиданно и задорно подмигнули стрелками.
Генри расплылся в улыбке. Он не сомневался в своих часах. А часы не сомневались в нём.
Использованы иллюстрации Евгения Иванова
Верстка: Дарья Б.