литературный сборник молодых авторов
литературный сборник молодых авторов
Яна Ганичева
Петербургские сновидения,
или история про очевидно-невероятное в творчестве Гоголя и Достоевского
или история про очевидно-невероятное в творчестве Гоголя и Достоевского
март 2021 года
Много неясного в странной стране,
Можно запутаться и заблудиться,
Даже мурашки бегут по спине,
Если представить, что может случиться.
Вдруг будет пропасть и нужен прыжок,
Струсишь ли сразу? Прыгнешь ли смело?
А? Э... Так-то, дружок,
В этом-то все и дело.
Льюис Кэролл
«Алиса в стране чудес»
Можно запутаться и заблудиться,
Даже мурашки бегут по спине,
Если представить, что может случиться.
Вдруг будет пропасть и нужен прыжок,
Струсишь ли сразу? Прыгнешь ли смело?
А? Э... Так-то, дружок,
В этом-то все и дело.
Льюис Кэролл
«Алиса в стране чудес»
— Ну уж дудки! С вами с ума можно сойти, разгадывая ребусы, загадки... Гении и подражатели... — возбуждённо проговорила Алиса.
Девочка задумчиво посмотрела на сереющие вдалеке облака... Чем, собственно, люди отличаются друг от друга? Маленькие от маленьких, гении от подражателей? А что, если мы, как эти серые облака, состоим из одного и того же и по форме только — разные? Прольётся мысль человека дождём, выпадет снегом или градом — в этом, может быть, разница?
Алиса очень спешила: Мастер не любил опаздывающих (на литературном кружке имени Чеширского Кота её давно ждали). Но сегодня она так крепко спала... и совсем уж позабыла свой сон, как вдруг... Вспомнила! И до мельчайших подробностей вспомнила!
Девочка задумчиво посмотрела на сереющие вдалеке облака... Чем, собственно, люди отличаются друг от друга? Маленькие от маленьких, гении от подражателей? А что, если мы, как эти серые облака, состоим из одного и того же и по форме только — разные? Прольётся мысль человека дождём, выпадет снегом или градом — в этом, может быть, разница?
Алиса очень спешила: Мастер не любил опаздывающих (на литературном кружке имени Чеширского Кота её давно ждали). Но сегодня она так крепко спала... и совсем уж позабыла свой сон, как вдруг... Вспомнила! И до мельчайших подробностей вспомнила!
...Было ветрено, зябко, хмуро. «Гнилая осенняя изморозь, непогода, слякоть» и толпы «незнакомых лиц, негостеприимных, недовольных, сердитых». Алиса подняла глаза и увидела, как над городом проплывает огромная Шинель. Самая настоящая, на толстой вате, на крепкой подкладке, Шинель. «Просто туча», — сначала было подумала Алиса. Но Шинель и не думала превращаться в тучку. Она кружила и кружила над Алисиной головой. Наконец нечто тяжелое плюхнулось к её ногам на мостовую.
— Вот, полюбуйтесь. Гоголи-то как грибы растут, — вдруг заговорила Шинель. На мостовой лежало свежее издание романа «Бедные люди».
— Вы считаете?
— А как же. Два маленьких человека, два бедных, жалких, забитых чиновника — Акакий и Макар. Не очевидно ли сходство?
— Сходство-то, быть может, и очевидно. Да ведь не копии они друг друга, не двойники.
— Как не двойники, не копии? Оба роста небольшого, с лысиною на лбу. Да и возраст совпадает практически. Жалованье маленькое, одеты плохо.
— Ну а как же бунт?
— Бунт?
— Бунт. Разве не бунтует Достоевский против своего «учителя»? Разве не возмущается отношению Гоголя к несчастному Акакию Акакиевичу? Вспомните же, что Макар Девушкин говорит, прочитав «Шинель»: ...Что тут у него особенного, что у него тут хорошего? Так, пустой какой-то пример из вседневного, подлого быта. Да и как вы-то решились мне такую книжку прислать, родная моя. Да ведь это злонамеренная книжка, Варенька; это просто неправдоподобно...
— Вот, полюбуйтесь. Гоголи-то как грибы растут, — вдруг заговорила Шинель. На мостовой лежало свежее издание романа «Бедные люди».
— Вы считаете?
— А как же. Два маленьких человека, два бедных, жалких, забитых чиновника — Акакий и Макар. Не очевидно ли сходство?
— Сходство-то, быть может, и очевидно. Да ведь не копии они друг друга, не двойники.
— Как не двойники, не копии? Оба роста небольшого, с лысиною на лбу. Да и возраст совпадает практически. Жалованье маленькое, одеты плохо.
— Ну а как же бунт?
— Бунт?
— Бунт. Разве не бунтует Достоевский против своего «учителя»? Разве не возмущается отношению Гоголя к несчастному Акакию Акакиевичу? Вспомните же, что Макар Девушкин говорит, прочитав «Шинель»: ...Что тут у него особенного, что у него тут хорошего? Так, пустой какой-то пример из вседневного, подлого быта. Да и как вы-то решились мне такую книжку прислать, родная моя. Да ведь это злонамеренная книжка, Варенька; это просто неправдоподобно...
Парадоксально то, что Девушкин находит себя похожим на Башмачкина. Читая «Шинель», он многое принимает на свой счёт и отмечает, что быт его похож на быт Акакия Акакиевича. Но всё-таки неправдоподобно...
Нет, не двойники, не копии. Взять хотя бы фамилии героев. Башмачкин — фамилия вещная, Девушкин — уже личная в том значении, что за ней стоит личность. Акакий Акакиевич привязан к вещи, а Макар Алексеевич — к человеку, к Вареньке. Да и формы зависимости, привязанности у этих героев разные. Из мании Башмачкина Достоевский создаёт нечто гораздо большее по глубине и по смыслу — любовь. Любовь-поддержку, любовь-сочувствие — любовь исцеляющую. А что если и эта любовь — мания? Не у Макара Девушкина. Любовь-мания — это всё-таки наказание. Она разрушающа. Такая любовь не исцеляет, не побуждает человека становиться лучше, не воодушевляет его и не вдыхает в него силы. Любовь Макара Алексеевича к Вареньке — это скорее любовь-зависимость, любовь-привязанность и самоотдача, но не мания.
Выходит, Достоевский лишь изменил композицию гоголевской «Шинели» и пришёл к особой «литературной формуле», осуществил невероятное превращение: вместо вещи появляется человеческое лицо. И это существенно меняет дело.
Макар Девушкин — не просто «маленький человек», подобный всем остальным «маленьким людям». Макар Девушкин — это совмещение несовместимого: ограниченность духовная и способность на поддержку и сочувствие, чиновничья работа по переписыванию бумаг и глубокие философские размышления об устройстве мира и жизни, материальная бедность и душевное богатство.
Нет, не двойники, не копии. Взять хотя бы фамилии героев. Башмачкин — фамилия вещная, Девушкин — уже личная в том значении, что за ней стоит личность. Акакий Акакиевич привязан к вещи, а Макар Алексеевич — к человеку, к Вареньке. Да и формы зависимости, привязанности у этих героев разные. Из мании Башмачкина Достоевский создаёт нечто гораздо большее по глубине и по смыслу — любовь. Любовь-поддержку, любовь-сочувствие — любовь исцеляющую. А что если и эта любовь — мания? Не у Макара Девушкина. Любовь-мания — это всё-таки наказание. Она разрушающа. Такая любовь не исцеляет, не побуждает человека становиться лучше, не воодушевляет его и не вдыхает в него силы. Любовь Макара Алексеевича к Вареньке — это скорее любовь-зависимость, любовь-привязанность и самоотдача, но не мания.
Выходит, Достоевский лишь изменил композицию гоголевской «Шинели» и пришёл к особой «литературной формуле», осуществил невероятное превращение: вместо вещи появляется человеческое лицо. И это существенно меняет дело.
Макар Девушкин — не просто «маленький человек», подобный всем остальным «маленьким людям». Макар Девушкин — это совмещение несовместимого: ограниченность духовная и способность на поддержку и сочувствие, чиновничья работа по переписыванию бумаг и глубокие философские размышления об устройстве мира и жизни, материальная бедность и душевное богатство.
...Алиса проснулась в своей уютной комнатке.
— И зачем вы, спрашиваю, сунули нос не в своё дело, барышня?
Оглядевшись по сторонам, девочка увидела тот самый, гоголевский Нос. Он стоял (а может быть, лежал или сидел — это Алисе было непонятно) совсем недалеко от её кровати.
— Что Вы имеете в виду? — «Как же это так...», — подумала Алиса и добавила: — И как Вы здесь оказались?
— Вот и я не понимаю! В сущности, ничего... ничего не понимаю. Кто поддельный, а кто настоящий? Чем один отличается от другого? Почему один из двух совершенно одинаковых отвергнут, а другой принят обществом?
Алиса отвела взгляд в сторону и посмотрела в окно:
— И зачем вы, спрашиваю, сунули нос не в своё дело, барышня?
Оглядевшись по сторонам, девочка увидела тот самый, гоголевский Нос. Он стоял (а может быть, лежал или сидел — это Алисе было непонятно) совсем недалеко от её кровати.
— Что Вы имеете в виду? — «Как же это так...», — подумала Алиса и добавила: — И как Вы здесь оказались?
— Вот и я не понимаю! В сущности, ничего... ничего не понимаю. Кто поддельный, а кто настоящий? Чем один отличается от другого? Почему один из двух совершенно одинаковых отвергнут, а другой принят обществом?
Алиса отвела взгляд в сторону и посмотрела в окно:
«...карет неслось такое множество взад и вперед и с такою быстротою, что трудно было даже приметить», «на Невском народу была тьма; дам целый цветочный водопад сыпался по всему тротуару, начиная от Полицейского до Аничкина моста».
На вопросы, которыми задаётся Нос, трудно дать однозначные ответы, хотя тема двойничества и не нова русской литературе. До Достоевского и Гоголь обращался к двойничеству, пытаясь исследовать социальный и психологический смыслы этого феномена, этой головоломки.
«Что я упускаю?» — спросила себя Алиса в эту секунду и протянула руку к книжной полке, чтобы достать «Двойника».
Герой Достоевского, Голядкин — сумасшедший, и процесс его «схождения с ума», «обезумления» отражён в романе. Слово «сумасшедший» сразу же подталкивает сознание к ассоциации с гоголевскими «Записками сумасшедшего». Действительно ли эти произведения и их герои об одном и заодно? Герой Достоевского сходит с ума фактически на той же почве, что и герой Гоголя. И Поприщин, и Голядкин — титулярные советники. Оба этих титулярных советника влюбляются в генеральских дочерей и им непонятно, почему предпочтение отдано не им, а другим людям, у которых чин повыше. Вопрос о несправедливости — вот что беспокоит героев. И Голядкин, и Поприщин не могут определить своё место в мире. Вопрос как бы «остреет», если задуматься о том, что проблема здесь не только социального характера, но и психологического.
«Что я упускаю?» — спросила себя Алиса в эту секунду и протянула руку к книжной полке, чтобы достать «Двойника».
Герой Достоевского, Голядкин — сумасшедший, и процесс его «схождения с ума», «обезумления» отражён в романе. Слово «сумасшедший» сразу же подталкивает сознание к ассоциации с гоголевскими «Записками сумасшедшего». Действительно ли эти произведения и их герои об одном и заодно? Герой Достоевского сходит с ума фактически на той же почве, что и герой Гоголя. И Поприщин, и Голядкин — титулярные советники. Оба этих титулярных советника влюбляются в генеральских дочерей и им непонятно, почему предпочтение отдано не им, а другим людям, у которых чин повыше. Вопрос о несправедливости — вот что беспокоит героев. И Голядкин, и Поприщин не могут определить своё место в мире. Вопрос как бы «остреет», если задуматься о том, что проблема здесь не только социального характера, но и психологического.
Интересно то, что в рассуждениях господина Голядкина очень часто фигурирует слово «ветошка».
Он многократно произносит (как бы сам себя в этом убеждая), что не позволит «затереть себя, как ветошку, об которую грязные сапоги обтирают». Герой решается на протест, протест из последних сил, до последней возможности: «подлая, грязная бы вышла ветошка, но ветошка эта была бы не простая, ветошка эта была бы с амбицией».
Амбиция. Это слово говорит о многом: «маленький человек» Достоевского не просто «маленький», а «маленький с амбицией». У него сформирован определённый уровень притязания к самому себе, окружающим и миру в целом, он желает занять положение более высокое, чтобы его «внутри» соответствовало тому, что снаружи.
Амбиция. Это слово говорит о многом: «маленький человек» Достоевского не просто «маленький», а «маленький с амбицией». У него сформирован определённый уровень притязания к самому себе, окружающим и миру в целом, он желает занять положение более высокое, чтобы его «внутри» соответствовало тому, что снаружи.
...Алиса проснулась окончательно и посмотрела на часы. Ей нужно было поторопиться: её давно ждут. Но мысли не давали покоя, они возникали в голове слишком быстро и исчезали столь же стремительно. Спешно собравшись, Алиса выскочила на улицу.
— Ну уж дудки! — возбуждённо проговорила Алиса. «А всё-таки мы, как облака, состоим из одного и того же и по форме только — разные. Прольётся мысль человека дождём, выпадет снегом или градом — в этом разница», — подумала она.
— Ну уж дудки! — возбуждённо проговорила Алиса. «А всё-таки мы, как облака, состоим из одного и того же и по форме только — разные. Прольётся мысль человека дождём, выпадет снегом или градом — в этом разница», — подумала она.
Думается, что ранний Достоевский всё же молодой гений. В чём-то он подражатель Гоголя — несомненно, но не заурядный. Разве смог бы заурядный подражатель создать таких героев, такие запоминающиеся, непохожие друг на друга типажи, пользуясь какой-то уже существующей основой? Он бы скорее просто скопировал их у автора-оригинала. В чём-то даже Достоевский не только гений-подражатель, но и продолжатель Гоголя, а где-то он даже готов и поспорить с ним.
Два совершенно разных человека, два автора, два характера. Их непохожесть в их похожести, индивидуальность в заимствовании, а гений — в них самих.
Два совершенно разных человека, два автора, два характера. Их непохожесть в их похожести, индивидуальность в заимствовании, а гений — в них самих.