литературный сборник молодых авторов
литературный сборник молодых авторов
СТИХОТВОРЕНИЯ
Мутные тени вместо людей.
Опостылевший кофе без бодрости.
ВДНХ. 7:05. Побыстрей,
Дверь закрывают, прибавь скорости.
Псы на Арбатско-Покровской, ноль-две,
Чувствуешь ты чужой век.
Бег, суета, суматоха, рассвет
Где-то за миллион лет.
Город сползает в давку метро.
Андеграунд глобален. Схемами
На углах, ноль – поездок число,
Мир в его теоремах.
Годы и дни, череда километров,
Счетчик их тикает четко.
С поездом – гулы подземных ветров.
Терла пса ты зачеткой?
Разницы нет, кто придумал подземку,
Кто на ней едет сейчас.
Здесь переходим на новую ветку,
Дальше поедет – без нас.
Опостылевший кофе без бодрости.
ВДНХ. 7:05. Побыстрей,
Дверь закрывают, прибавь скорости.
Псы на Арбатско-Покровской, ноль-две,
Чувствуешь ты чужой век.
Бег, суета, суматоха, рассвет
Где-то за миллион лет.
Город сползает в давку метро.
Андеграунд глобален. Схемами
На углах, ноль – поездок число,
Мир в его теоремах.
Годы и дни, череда километров,
Счетчик их тикает четко.
С поездом – гулы подземных ветров.
Терла пса ты зачеткой?
Разницы нет, кто придумал подземку,
Кто на ней едет сейчас.
Здесь переходим на новую ветку,
Дальше поедет – без нас.
Плавится золото моря, больного
Тоской берегов, вечнодивных садов.
Зачем же ты бьешься и падаешь снова,
На скалы вздымаясь слоями валов?
А берег прохладной волной очарован.
Бездвижный, он жаждет коснуться её,
Но резким обрывом навеки он скован
И верит, что будет с волною вдвоём…
Печалятся вместе и берег, и море,
Твердят лишь одно непонятное слово
С широкою бездной в безвременной ссоре.
А бездна молчит и с бессильем слепого
На груды камней опирается в горе.
И мысленно кается небу без Бога.
Тоской берегов, вечнодивных садов.
Зачем же ты бьешься и падаешь снова,
На скалы вздымаясь слоями валов?
А берег прохладной волной очарован.
Бездвижный, он жаждет коснуться её,
Но резким обрывом навеки он скован
И верит, что будет с волною вдвоём…
Печалятся вместе и берег, и море,
Твердят лишь одно непонятное слово
С широкою бездной в безвременной ссоре.
А бездна молчит и с бессильем слепого
На груды камней опирается в горе.
И мысленно кается небу без Бога.
Воспоминание мне слезы на локоть кладет,
И сердце внутри меня кто-то дробит.
Ты не клади на край их, пожалуйста, ведь упадет.
Упадет прямо в лужу моих обид.
Я прошу, вспоминай меня каждый момент,
Проходя мимо улиц Москвы и бульваров.
Передо мной чистый лист – инструмент.
Он – как памятник будущих мемуаров.
Я уйду, но останутся маленьких лиц,
неподступных, но ясных страниц силуэты.
В них не будет каких-то ярких и точных границ,
лишь забытые мною и жизнью сюжеты.
Вспоминай. Неподвластно смотреть в небеса,
чередуя эпитеты, фразы из прожитых мыслей.
Закрываю глаза. Я все написал:
Эту прозу о жизни.
И сердце внутри меня кто-то дробит.
Ты не клади на край их, пожалуйста, ведь упадет.
Упадет прямо в лужу моих обид.
Я прошу, вспоминай меня каждый момент,
Проходя мимо улиц Москвы и бульваров.
Передо мной чистый лист – инструмент.
Он – как памятник будущих мемуаров.
Я уйду, но останутся маленьких лиц,
неподступных, но ясных страниц силуэты.
В них не будет каких-то ярких и точных границ,
лишь забытые мною и жизнью сюжеты.
Вспоминай. Неподвластно смотреть в небеса,
чередуя эпитеты, фразы из прожитых мыслей.
Закрываю глаза. Я все написал:
Эту прозу о жизни.
Вьюга кружится
В рамках окна.
Белою птицей
Летит одна.
Мне из дыханья
Сплетёт кружева,
Песнь запевая,
Будто жива.
Чай на столе и
Ложка звенит.
Ночь белизною
К себе манит.
В рамках окна.
Белою птицей
Летит одна.
Мне из дыханья
Сплетёт кружева,
Песнь запевая,
Будто жива.
Чай на столе и
Ложка звенит.
Ночь белизною
К себе манит.
Оборвана бумага,
наждачно режет глаз
мне край страницы алой,
шурша за разом раз.
Не пью соленой манны,
топчу нагой картон,
пока грызет барханы
бакланов камертон.
И тут маляр-старик
завел этюд морской,
расправил лунный зонт
и в полуночный миг,
убрав картон сухой,
наметил горизонт.
наждачно режет глаз
мне край страницы алой,
шурша за разом раз.
Не пью соленой манны,
топчу нагой картон,
пока грызет барханы
бакланов камертон.
И тут маляр-старик
завел этюд морской,
расправил лунный зонт
и в полуночный миг,
убрав картон сухой,
наметил горизонт.
Бегу по берегу лагуны,
Взрывая ступнями песок.
Вдали звучат гитары струны
И тонкий женский голосок.
Расселись смуглые нудисты,
Аборигены здешних мест;
В дубовой зелени тенистой
Кто-то играет, кто-то ест.
Их ритму жизненному вяло
Аккомпанирует прибой,
И в зоне солнечном устало
Поют цикады нам с тобой.
Нам прикорнуть на гладь волны,
Вспороть ладонями простор.
Навечно лету отданы
В приюте заповедных гор.
Взрывая ступнями песок.
Вдали звучат гитары струны
И тонкий женский голосок.
Расселись смуглые нудисты,
Аборигены здешних мест;
В дубовой зелени тенистой
Кто-то играет, кто-то ест.
Их ритму жизненному вяло
Аккомпанирует прибой,
И в зоне солнечном устало
Поют цикады нам с тобой.
Нам прикорнуть на гладь волны,
Вспороть ладонями простор.
Навечно лету отданы
В приюте заповедных гор.
С верхней полки слезая,
Не вспомнишь квадрат,
И лесов, как и стен,
Как и света луча.
С верхней полки слезая,
Проси перемен –
А иначе вдруг вспомнишь
Пейзажи окна.
Под тобою сопенье
Гудело ея,
И трещал перестук
Вседорожных петель,
И, петляя, танцуя,
Свисала рука
С верхней полки –
Обители сонных людей,
Но попутные лучше
Забудь корабли.
Одиссей,
Уходящий в конечную
Точку среди.
Посреди тех морей
Доживёшь до седин
И не вспомнишь
Попутчиков потных,
Сопения их,
Также запах яйцА,
Переварено что
Километров около сотни
Назад. И пути нет туда.
Там, куда ты приедешь,
Нет лица
человечьего даже.
Гроза.
Идиллический
Быт, идолический бред,
Идиотский верлибр
Из веков и вещей.
Словно вещи застряли
В оковах эпох.
Не ищи перемен.
И не ешь овощей.
Не вспомнишь квадрат,
И лесов, как и стен,
Как и света луча.
С верхней полки слезая,
Проси перемен –
А иначе вдруг вспомнишь
Пейзажи окна.
Под тобою сопенье
Гудело ея,
И трещал перестук
Вседорожных петель,
И, петляя, танцуя,
Свисала рука
С верхней полки –
Обители сонных людей,
Но попутные лучше
Забудь корабли.
Одиссей,
Уходящий в конечную
Точку среди.
Посреди тех морей
Доживёшь до седин
И не вспомнишь
Попутчиков потных,
Сопения их,
Также запах яйцА,
Переварено что
Километров около сотни
Назад. И пути нет туда.
Там, куда ты приедешь,
Нет лица
человечьего даже.
Гроза.
Идиллический
Быт, идолический бред,
Идиотский верлибр
Из веков и вещей.
Словно вещи застряли
В оковах эпох.
Не ищи перемен.
И не ешь овощей.