литературный сборник молодых авторов
литературный сборник молодых авторов
август 2021 года
Сказка о Солнце
Кристина Ким
1. Колесо
«Будь ярок твой свет, о волшебное колесо огня!
Дивное, священное, волшебное колесо!
Твои спицы освещают путь в ночи.
Твои спицы даруют нам жизнь.
Будь то зверь, птица иль человек
Каждый ликует, стоит тебе прокатиться по небосклону.
О волшебное колесо огня!
Ты способно разогнать мрак.
Согреть продрогшего.
Утешить печального.
Все мы думаем о тебе, все мы ждем тебя.
Покажись, о волшебное колесо огня!
Покажись, о волшебное колесо!
Покажись!»
Дивное, священное, волшебное колесо!
Твои спицы освещают путь в ночи.
Твои спицы даруют нам жизнь.
Будь то зверь, птица иль человек
Каждый ликует, стоит тебе прокатиться по небосклону.
О волшебное колесо огня!
Ты способно разогнать мрак.
Согреть продрогшего.
Утешить печального.
Все мы думаем о тебе, все мы ждем тебя.
Покажись, о волшебное колесо огня!
Покажись, о волшебное колесо!
Покажись!»
Так молился я в полной темноте, опустившись на колени в диком поле, и слезы катились по моим щекам. Изо дня в день я повторяю эти священные слова, как повторяли их жрецы задолго до меня. Я возношу гимн волшебному колесу и переношусь в те времена, когда небо было чистым, когда каждый из нас мог ощутить прикосновение божественных лучей к коже, когда все люди, звери и птицы, теплые и мудрые, жили в согласии и любви.
Я помню счастливые времена до того, как Волшебное Колесо навсегда отвернулось от нас. Помню слепящие спицы, диковинные цветы и румяные щеки. Помню круговорот света и цвета, переливающийся ярче самого искусного алтаря. И помню, как все кончилось, как поблекли краски, как побледнела кожа и наступила дремотная, сырая темнота.
Я помню счастливые времена до того, как Волшебное Колесо навсегда отвернулось от нас. Помню слепящие спицы, диковинные цветы и румяные щеки. Помню круговорот света и цвета, переливающийся ярче самого искусного алтаря. И помню, как все кончилось, как поблекли краски, как побледнела кожа и наступила дремотная, сырая темнота.
Однажды небо заволокли тучи, по воздуху расползся туман, а Волшебное Колесо не появилось. Такое случалось и раньше, потому никто не стал тревожиться. И только моему Учителю плотный туман показался дурным знаком. «Светок, слуга огненного Колеса! Грядет темнота.»
Я был уверен, что завтра Волшебное Колесо разгонит туман и прокатится по небу, потому не отнесся к его словам серьезно. Но на следующее утро Волшебное Колесо не появилось, а тучи сгустились еще сильнее. «Светок, слуга огненного Колеса, — прошептал мой Учитель, — вот и наступила темнота»
Я все еще верил, что со временем мрак рассеется, но Волшебное Колесо не появилось и на следующий день. Оно не выглянуло и через неделю, и через месяц. Под конец первой годины холода, лишений и серого неба мой Учитель собрал всех жрецов у алтаря и произнес вот такие слова:
«Слуги огненного колеса, темноте не будет конца! Небо зарылась с головой в серую шкуру, и никому не под силу вернуть его прежнее голубое одеяние. Колесо Огня не вернется. Наше племя наскучило ему, и оно покатилось дальше, в другие края. Нас не ждет ничего, кроме вечной ночи вперемешку с редким, унылым утром. Нас ничего не ждет.»
Я все еще верил, что со временем мрак рассеется, но Волшебное Колесо не появилось и на следующий день. Оно не выглянуло и через неделю, и через месяц. Под конец первой годины холода, лишений и серого неба мой Учитель собрал всех жрецов у алтаря и произнес вот такие слова:
«Слуги огненного колеса, темноте не будет конца! Небо зарылась с головой в серую шкуру, и никому не под силу вернуть его прежнее голубое одеяние. Колесо Огня не вернется. Наше племя наскучило ему, и оно покатилось дальше, в другие края. Нас не ждет ничего, кроме вечной ночи вперемешку с редким, унылым утром. Нас ничего не ждет.»
С этими словами мой Учитель выудил из рясы чашу с цикутой, сделал глоток и рухнул возле алтаря замертво. Все верные ученики должны были последовать вслед за учителем. Мы выстроились в очередь к чаше — как младший жрец, я встал в конце.
Меня беспокоило, попадут ли наши вечные души на Колесо Огня, если оно скрылось за тучами и не хочет появляться.
Меня беспокоило, попадут ли наши вечные души на Колесо Огня, если оно скрылось за тучами и не хочет появляться.
«О, волшебное Колесо! Вернись, пока еще не поздно, и избавь меня от чаши с цикутой! Мне всего семнадцать, у меня только начинает расти борода! Я не хочу умирать!»
Вокруг меня гибли жрецы, их тела один за другим падали на алтарь. Все глотали яд, как герои, и стоически корчились в предсмертных конвульсиях. Никому не хотелось потерять лицо перед собратьями. Я всматривался в затылок Огоньку — рыжему жрецу на пару недель старше меня — и думал, что все события развиваются как-то слишком быстро. Вереница жрецов редела на глазах, подходила очередь Огонька. Я пытался прочитать молитву.
Священник перед Огоньком рухнул в лужу с противным причмокиванием. Огонек повернулся ко мне и почтительно отступил в сторону.
— После вас. — на его лице мелькнула улыбка
— Ну что вы, — замялся я — младший жрец просто обязан быть последним!
— Я уступаю, — улыбка Огонька стала еще шире, он без особого почтения подвинул нашего Учителя ногой и расчистил путь — Вперед!
Я подошел к чаше. Мелькнула надежда, что жадные жрецы выхлебали весь яд. Увы! Этими запасами цикуты можно было отравить еще человек десять, не меньше.
— Ну и денек, — проговорил я, чтобы отвлечься от мыслей о скором конце.
— Безумный, — согласился Огонек.
— Не ожидал такого от Учителя. — Я позволил себе подобную дерзость лишь потому, что очень нервничал и тут же отругал себя за непочтительность. Огонек, однако, оживился.
— А я ничего другого и не ожидал! Понятно было, что рано или поздно старик потеряет голову.
— Он бросил взгляд на галерею мертвых тел под ногами и поежился
— Почитай Учителя своего, — наставительно произнес я.
— Я скорее буду почитать своего осла. Ты глотаешь яд, или я его выливаю?
— Разумеется, глотаю. Я последую вслед за своим Учителем!
— Куда-куда?
— Вслед за Учителем.
— А куда последует Учитель?
— К Волшебному Колесу!
Мы посмотрели на тело Учителя — облепленное грязью, вылаканное дождем. Даже моей фантазии не хватало на то, чтобы вообразить его в теплом, светлом царстве Волшебного Колеса.
— Наш Учитель разлагается в грязи вместе со своими учениками. Если что, так будет с каждым, кто выпьет яд.
— И что же ты предлагаешь?
— Даже не знаю. Может, не пить яд?
— Точно! — обрадовался я. — Можно, например, сразиться на кинжалах или спрыгнуть с вершины алтаря.
— Ага, — рассеянно кивнул Огонек. — Но вообще, есть идея получше.
— Получше? — мне нравилась идея сражения на кинжалах.
Огонек посмотрел на меня оценивающе и произнес:
— Мы найдем солнце.
— Солнце?
— Ну это. Волшебное Колесо. Учитель говорил, что наше племя наскучило Колесу и оно покатилось дальше. Мы отправимся в путь и будем идти до тех пор, пока небо не станет чистым, пока солнце не засияет снова. Рано или поздно, мы куда-нибудь, да придем.
— Ну что вы, — замялся я — младший жрец просто обязан быть последним!
— Я уступаю, — улыбка Огонька стала еще шире, он без особого почтения подвинул нашего Учителя ногой и расчистил путь — Вперед!
Я подошел к чаше. Мелькнула надежда, что жадные жрецы выхлебали весь яд. Увы! Этими запасами цикуты можно было отравить еще человек десять, не меньше.
— Ну и денек, — проговорил я, чтобы отвлечься от мыслей о скором конце.
— Безумный, — согласился Огонек.
— Не ожидал такого от Учителя. — Я позволил себе подобную дерзость лишь потому, что очень нервничал и тут же отругал себя за непочтительность. Огонек, однако, оживился.
— А я ничего другого и не ожидал! Понятно было, что рано или поздно старик потеряет голову.
— Он бросил взгляд на галерею мертвых тел под ногами и поежился
— Почитай Учителя своего, — наставительно произнес я.
— Я скорее буду почитать своего осла. Ты глотаешь яд, или я его выливаю?
— Разумеется, глотаю. Я последую вслед за своим Учителем!
— Куда-куда?
— Вслед за Учителем.
— А куда последует Учитель?
— К Волшебному Колесу!
Мы посмотрели на тело Учителя — облепленное грязью, вылаканное дождем. Даже моей фантазии не хватало на то, чтобы вообразить его в теплом, светлом царстве Волшебного Колеса.
— Наш Учитель разлагается в грязи вместе со своими учениками. Если что, так будет с каждым, кто выпьет яд.
— И что же ты предлагаешь?
— Даже не знаю. Может, не пить яд?
— Точно! — обрадовался я. — Можно, например, сразиться на кинжалах или спрыгнуть с вершины алтаря.
— Ага, — рассеянно кивнул Огонек. — Но вообще, есть идея получше.
— Получше? — мне нравилась идея сражения на кинжалах.
Огонек посмотрел на меня оценивающе и произнес:
— Мы найдем солнце.
— Солнце?
— Ну это. Волшебное Колесо. Учитель говорил, что наше племя наскучило Колесу и оно покатилось дальше. Мы отправимся в путь и будем идти до тех пор, пока небо не станет чистым, пока солнце не засияет снова. Рано или поздно, мы куда-нибудь, да придем.
2. Воровство
Так я оказался в пути, так впервые покинул стены монастыря. Когда ворота распахнулись и я ступил во внешний мир, меня захлестнула радость. Впервые с того дня, как Колесо покинуло наш край, мне захотелось смеяться.
Огонек побежал вперед и воздел руки к небу. Я думал, что он собрался прочитать молитву, но вместо приветствия Волшебному колесу, Огонек закричал «Ура!», его последнее «а-а-а!» сорвалось в веселый птичий крик. В монастыре нас учили не проявлять свои чувства так дико, но в глубине души я вторил Огоньку. Если бы меня воспитывали не так хорошо, я бы тоже закричал «Ура!»
Огонек побежал вперед и воздел руки к небу. Я думал, что он собрался прочитать молитву, но вместо приветствия Волшебному колесу, Огонек закричал «Ура!», его последнее «а-а-а!» сорвалось в веселый птичий крик. В монастыре нас учили не проявлять свои чувства так дико, но в глубине души я вторил Огоньку. Если бы меня воспитывали не так хорошо, я бы тоже закричал «Ура!»
— Пойдем, — прошептал он. — Решайся.
Его предложение казалось немыслимым. Принять план Огонька значило нарушить множество жреческих клятв, среди которых была «клятва верности месту» («слуга Волшебного Колеса не должен покидать стен монастыря»), а также «клятва верности учителю», «клятва верности своим братьям», «клятва верности чаше с цикутой, если твой учитель и браться уже испили из этой чаши по глотку и лежат мертвые в грязи».
— Тебя здесь ничего не держит. Все погибло: и жрецы, и урожай, и вера в то, что Волшебное Колесо сюда вернется. Мы здесь тоже погибнем: от цикуты, от голода или от скуки. Нужно уходить.
Ни одну молитву Огонек не читал с таким жаром. Казалось, в его глазах поселилось по маленькому Волшебному Колесу. Его зрачки сверкали.
— Тебя здесь ничего не держит. Все погибло: и жрецы, и урожай, и вера в то, что Волшебное Колесо сюда вернется. Мы здесь тоже погибнем: от цикуты, от голода или от скуки. Нужно уходить.
Ни одну молитву Огонек не читал с таким жаром. Казалось, в его глазах поселилось по маленькому Волшебному Колесу. Его зрачки сверкали.
Мы не брали с собой вещей, Огонек заявил, что все нужное мы добудем по дороге — так будет интереснее. Монастырь наш прятался в диком поле, на котором не росло ничего, кроме самых неприхотливых колосков. Из-за бесконечных дождей земля растеклась и размокла. Каждый шаг отдавался в воздухе лошадиным причмокиванием, в мои туфли набилась жидкая, мягкая грязь. Чтобы не увязнуть в болоте, приходилось ступать очень осторожно. Огонек шел впереди. Он как-то угадывал те кочки, бродить по которым будет безопасно.
За пару часов пути мы перекинулись от силы парой слов. Я думал, как странно все сложилось для моих братьев и Учителя. Их тела размешал ливень, их поглотила земля, в то время как мы с Огоньком отправились далеко-далеко к Волшебному Колесу. Несмотря на безграничное почтение к Учителю, я чувствовал, что выбрал верный путь. Сложно было понять, где блуждали мысли Огонька. На его лице застыло плутоватое выражение, которое так не любил наш Учитель.
Огонек появился в монастыре около трех месяцев назад. Он пришел с толпой таких же мальчишек, и все они умоляли обратить их в веру Волшебного Колеса. За этот печальный год я повидал много подобных сцен. Женщины и мужчины, старые и молодые — все приходили к нам, уверенные, что их присутствие в монастыре непременно вернет чистое небо. Они считали себя той самой недостающей спицей, без которой Колесу никак не вернуться обратно.
К новообращенным жрецам я всегда относился с подозрением. Несмотря на строжайшие запреты учителя, они много толковали о внешнем мире. Их мысли не были устремлены в небо, но так и норовили разбежаться по грешной земле. Однако, сейчас я радовался, что мой попутчик разбирается в таких понятиях, как «деньги», «карты» и «лошади». Говорят, все эти вещи необходимы в пути.
К новообращенным жрецам я всегда относился с подозрением. Несмотря на строжайшие запреты учителя, они много толковали о внешнем мире. Их мысли не были устремлены в небо, но так и норовили разбежаться по грешной земле. Однако, сейчас я радовался, что мой попутчик разбирается в таких понятиях, как «деньги», «карты» и «лошади». Говорят, все эти вещи необходимы в пути.
Стемнело, на небе загорелась вереница нечистых: плутовка-луна и ее многочисленное звездное отродье. Огонек задрал голову, околдованный их лукавым сиянием.
Становилось все холоднее, с болотистой земли повалил белый пар, в такой же пар обратилось наше дыхание. Казалось, мы одни остались на печальной земле. Чтобы не испугаться, я тихо говорил с Волшебным Колесом. «О, Волшебное Колесо, ради тебя я покинул стены родного монастыря. Сейчас я бреду по глухому болоту, и в моих туфлях столько воды, что можно было бы напоить стадо овец. Меня согревают мысли о скорой встрече с Тобой.»
— Глянь-ка, — Огонек дернул меня за рукав, — там впереди домик!
В темноте сложно было разглядеть хоть что-то, но чем ближе мы подходили, тем яснее вырисовывались очертания наспех сбитого сруба. Изнутри доносились голоса, по запотевшем окнам пробегали рыжие тени — внутри горел очаг, внутри были люди.
— Заглянем на огонек? — предложил Огонек и улыбнулся собственной же шутке.
— Думаешь, нам там будут рады?
— Двум беглецам без связей и денег? Сомневаюсь.
— Может быть, поищем другой приют?
— Двум беглецам без связей и денег нигде не будут рады, — пожал плечами Огонек.
В темноте сложно было разглядеть хоть что-то, но чем ближе мы подходили, тем яснее вырисовывались очертания наспех сбитого сруба. Изнутри доносились голоса, по запотевшем окнам пробегали рыжие тени — внутри горел очаг, внутри были люди.
— Заглянем на огонек? — предложил Огонек и улыбнулся собственной же шутке.
— Думаешь, нам там будут рады?
— Двум беглецам без связей и денег? Сомневаюсь.
— Может быть, поищем другой приют?
— Двум беглецам без связей и денег нигде не будут рады, — пожал плечами Огонек.
Он толкнул дверь, и мы вошли в теплую комнату, омытую светом. Веселые компании сидели за крепко сбитыми столиками и распевали песни, передать содержание которых мне не позволяет воспитание. Если я все понял правильно, мы с Огоньком попали в одно из тех мест, о которых Учитель говорил исключительно шепотом. «Светок, слуга огненного Колеса. Вся грязь человеческая стекается в трактиры и таверны. На свете не найдется места мрачнее.»
Это место сложно было назвать мрачным, и все-таки мне стало не по себе. К Огоньку подскочил мальчишка лет десяти, они перекинулись парой фраз, потонувших в общем шуме, после чего мальчишка поманил нас к одному из столиков. За ним уже сидело человек семь. Все они приветствовали нас громким хохотом.
Это место сложно было назвать мрачным, и все-таки мне стало не по себе. К Огоньку подскочил мальчишка лет десяти, они перекинулись парой фраз, потонувших в общем шуме, после чего мальчишка поманил нас к одному из столиков. За ним уже сидело человек семь. Все они приветствовали нас громким хохотом.
— Здесь есть баня! Идешь греться?
Ба-ня. Что бы не значило это слово, оно мне не нравилось. Я покачал головой. Огонек скрылся в комнате за маленькой дверцей. Оттуда валил душный, пушистый пар.
Мальчишка принес мне кубок с рубиновым напитком на дне. Я вежливо поблагодарил, но не сделал и глотка. Все семь сотрапезников смотрели на меня с подозрением.
— Куда путь держишь, лысая башка? — поинтересовалась старуха, сидевшая слева от меня в обнимку с бутылкой. У нее недоставало передних зубов, слова со свистом слетали с ее губ.
— Меня ведет свет Волшебного Колеса, о, почтенная леди.
— Неужто ты из тех сумасшедших жрецов?
— Из тех, — не без гордости ответил я.
— Перетравить вас надо. — неожиданно заявила старуха, сплюнула и демонстративно отвернулась.
— Прошу прощения? — растерялся я.
— Не обращая внимания, лысик, — добродушно улыбнулся паренек напротив меня. — Все обвиняют жрецов в исчезновении Колеса, но мы-то с тобой знаем, кто в этом виноват, — он заговорщически подмигнул.
— Король! — выкрикнул кто-то в конце стола
— Церковь!
— Судьба!
— Рыжик-разбойник! — заявил паренек и замолчал так, будто этим все было сказано. Компания за столом тут же его освистала и поднялся невообразимый шум, в котором ничего нельзя было разобрать. Паренек перегнулся ко мне через весь стол и зашептал:
— Мой отец — деревенский мастер, строгает и чинит телеги. Знаешь, сколько раз у него крали колеса? Во сколько! — он показал мне растопыренную ладонь. — И даже больше! Так я подумал, может, и Волшебное Колесо тоже кто украл?
— Но послушайте, почтенный сударь, — неуверенно возразил я, — Волшебное Колесо, оно же на небе...
— Потому и вор должен быть особенный! На небо залезть, это вам не шутки! Тут такая лестница понадобиться, век будешь мастерить! Вот я и думаю, то был Рыжик-Разбойник. Он из них всех самый главный хитрюга.
Ба-ня. Что бы не значило это слово, оно мне не нравилось. Я покачал головой. Огонек скрылся в комнате за маленькой дверцей. Оттуда валил душный, пушистый пар.
Мальчишка принес мне кубок с рубиновым напитком на дне. Я вежливо поблагодарил, но не сделал и глотка. Все семь сотрапезников смотрели на меня с подозрением.
— Куда путь держишь, лысая башка? — поинтересовалась старуха, сидевшая слева от меня в обнимку с бутылкой. У нее недоставало передних зубов, слова со свистом слетали с ее губ.
— Меня ведет свет Волшебного Колеса, о, почтенная леди.
— Неужто ты из тех сумасшедших жрецов?
— Из тех, — не без гордости ответил я.
— Перетравить вас надо. — неожиданно заявила старуха, сплюнула и демонстративно отвернулась.
— Прошу прощения? — растерялся я.
— Не обращая внимания, лысик, — добродушно улыбнулся паренек напротив меня. — Все обвиняют жрецов в исчезновении Колеса, но мы-то с тобой знаем, кто в этом виноват, — он заговорщически подмигнул.
— Король! — выкрикнул кто-то в конце стола
— Церковь!
— Судьба!
— Рыжик-разбойник! — заявил паренек и замолчал так, будто этим все было сказано. Компания за столом тут же его освистала и поднялся невообразимый шум, в котором ничего нельзя было разобрать. Паренек перегнулся ко мне через весь стол и зашептал:
— Мой отец — деревенский мастер, строгает и чинит телеги. Знаешь, сколько раз у него крали колеса? Во сколько! — он показал мне растопыренную ладонь. — И даже больше! Так я подумал, может, и Волшебное Колесо тоже кто украл?
— Но послушайте, почтенный сударь, — неуверенно возразил я, — Волшебное Колесо, оно же на небе...
— Потому и вор должен быть особенный! На небо залезть, это вам не шутки! Тут такая лестница понадобиться, век будешь мастерить! Вот я и думаю, то был Рыжик-Разбойник. Он из них всех самый главный хитрюга.
Паренек порылся в карманах, выудил мятый листок и протянул мне.
— На, смотри! С такой разбойничьей рожей только Волшебные Колеса красть.
Я посмотрел на портрет Рыжика-Разбойника, по которому шли большие буквы: «Разыскивается живым или мертвым». От одного взгляда на листок мне сделалось дурно. Человек на портрете удивительно походил на Огонька.
— Конечно, украсть Колесо мог Долговязый Дон. Ему бы и лестница покороче понадобилась. Да только, хватило бы ему ума для такого тонкого, деликатного дельца?
Я перестал слушать своего собеседника и с ужасом изучал портрет Рыжика рядом с наградой в десять сотен золотых. «Рыжик-разбойник повинен в краже сердец, рыбы и — предположительно — Волшебного Колеса. Известен умением притворяться, говорить пламенные речи и сверкать глазами. Особо Опасен.»
Вскоре из парной комнаты появился Огонек. Я смял листок и скорее спрятал к себе в карман — паренек был поглощен своими речами и ничего не заметил. Огонек плюхнулся на скамейку рядом со мной. Он натянул капюшон, как только заметил любопытные взгляды присутствующих на себе.
— На, смотри! С такой разбойничьей рожей только Волшебные Колеса красть.
Я посмотрел на портрет Рыжика-Разбойника, по которому шли большие буквы: «Разыскивается живым или мертвым». От одного взгляда на листок мне сделалось дурно. Человек на портрете удивительно походил на Огонька.
— Конечно, украсть Колесо мог Долговязый Дон. Ему бы и лестница покороче понадобилась. Да только, хватило бы ему ума для такого тонкого, деликатного дельца?
Я перестал слушать своего собеседника и с ужасом изучал портрет Рыжика рядом с наградой в десять сотен золотых. «Рыжик-разбойник повинен в краже сердец, рыбы и — предположительно — Волшебного Колеса. Известен умением притворяться, говорить пламенные речи и сверкать глазами. Особо Опасен.»
Вскоре из парной комнаты появился Огонек. Я смял листок и скорее спрятал к себе в карман — паренек был поглощен своими речами и ничего не заметил. Огонек плюхнулся на скамейку рядом со мной. Он натянул капюшон, как только заметил любопытные взгляды присутствующих на себе.
— Останемся здесь ночевать? — предложил Огонек.
— У нас нет денег, — напомнил я.
— Если язык хорошо подвешен, никакие деньги не нужны! Немного красноречия, и вот уже все трактирщики мира предлагают тебе теплый кров.
Огонек самодовольно усмехнулся и направился практиковать свои ораторские способности. Из глубины комнаты к нему вышел Трактирщик, огромный мужчина, каждый кулак которого походил на мою бедную лысую голову. Красноречия Огонька хватило, чтобы побеседовать с ним ровно двенадцать секунд, после чего трактирщик схватил его за капюшон и под одобрительные крики посетителей вытолкал из трактира вон. Я наскоро распрощался со своими сотрапезниками и выскользнул на улицу, прежде чем Трактирщик успел сообразить, что красноречивый жрец заглянул к нему не один.
— У нас нет денег, — напомнил я.
— Если язык хорошо подвешен, никакие деньги не нужны! Немного красноречия, и вот уже все трактирщики мира предлагают тебе теплый кров.
Огонек самодовольно усмехнулся и направился практиковать свои ораторские способности. Из глубины комнаты к нему вышел Трактирщик, огромный мужчина, каждый кулак которого походил на мою бедную лысую голову. Красноречия Огонька хватило, чтобы побеседовать с ним ровно двенадцать секунд, после чего трактирщик схватил его за капюшон и под одобрительные крики посетителей вытолкал из трактира вон. Я наскоро распрощался со своими сотрапезниками и выскользнул на улицу, прежде чем Трактирщик успел сообразить, что красноречивый жрец заглянул к нему не один.
3. Девушка
Мы с Огоньком прошагали еще несколько часов, но не нашли другого трактира, где нам позволили бы переночевать. Полил дождь. Мокрые, голодные, мы брели бесконечно долго, пока Огонек не заявил, что с него хватит. Он лег прямо на землю и сказал, что не сдвинется с места до самого утра. Я упал на колени рядом с ним и долго молился. «Покажись, о, волшебное колесо!» — повторял я. Губы сами складывались в священные слова — в такую грозу иначе быть не могло. Огонек не пожелал присоединиться к молитве. Он вглядывался в небо, его тревожила и манила искусительница-луна. Время от времени его лицо озаряли молнии. Тогда пряди рыжих мокрых волос загорались, разводы дождя на лбу казались зловещими шрамами.
— Впервые ночую под таким ливнем! — с непонятным восторгом проговорил он.
— Впервые ночую под таким ливнем! — с непонятным восторгом проговорил он.
К этому моменту я успел пожалеть о том, что отказался принять смерть как истинный жрец и увязался в опасное, бессмысленное путешествие. Я корчился на мокрых, колких ветках и вспоминал свою уютную келью. Как самонадеянно было считать себя умнее Учителя! Я гордился, что выбрал верный путь, а в итоге также лежал в грязи, омываемый всеми дождями. С той разницей, что мои братья спали мирным сном, в то время как у меня под боком притаился особо опасный разбойник со сверкающим взглядом.
Я наблюдал за Огоньком и все больше убеждался, что он и есть тот Рыжик, за голову которого дают сотню золотых. Сомневаюсь, что он виновен в похищении Колеса — хотя, кто знает, на что способны дикие разбойники? Когда я смотрел на Огонька, мне было сложно молиться. Он выглядел пугающе отстраненным, будто не ощущал, как капли хлестают его по щекам. Его глаза жадно ловили звезды, луны и молнии. Он вглядывался в белые вспышки так яростно, будто одним взглядом хотел вытянуть из них весь свет.
Иллюстрация с сайта https://aminoapps.com
Дождь усиливался, ветер свистал. Я устал молиться и без всякого стеснения плакал. Дождь забивался под веки, вода сочилась из глаз. Я натянул капюшон так низко, как только мог, обхватил плечи руками и с бесконечной печалью обратился к Колесу.
«О, Волшебное Колесо, сжалься надо мной! За что ты мучаешь меня?! Мне так холодно и мокро, что я больше не могу! Если ты сейчас же не появишься, я не знаю, что с тобой сделаю, я просто... я очень устал, и хочу спать, и не понимаю, почему ты скрылось, и зачем я отправился в путь за тобой! Я рос в монастыре с самого детства и всю свою жизнь любил тебя. Я всегда...»
«О, Волшебное Колесо, сжалься надо мной! За что ты мучаешь меня?! Мне так холодно и мокро, что я больше не могу! Если ты сейчас же не появишься, я не знаю, что с тобой сделаю, я просто... я очень устал, и хочу спать, и не понимаю, почему ты скрылось, и зачем я отправился в путь за тобой! Я рос в монастыре с самого детства и всю свою жизнь любил тебя. Я всегда...»
— Ну, хватит ныть, это уже слишком! — Огонек оттянул край капюшона, встретился с моими заплаканными глазами и покачал головой. — Предупреждать надо, что ты такой нежный. Я бы захватил с собой остатки цикуты.
Он вскочил на ноги и помог мне подняться.
— Пойдем. Если здесь холодно и мокро, найдем место, где будет тепло и сухо.
— Где же найти такое место?
Огонек пожал плечами, обежал глазами поле, нервно щелкнул пальцами.
— Может, твое Колесо его наколдует?
Он вскочил на ноги и помог мне подняться.
— Пойдем. Если здесь холодно и мокро, найдем место, где будет тепло и сухо.
— Где же найти такое место?
Огонек пожал плечами, обежал глазами поле, нервно щелкнул пальцами.
— Может, твое Колесо его наколдует?
В это мгновение произошло настоящее чудо, под стать Светлому Исцелению Младенцев. Стоило мне потерять всякую надежду оказаться в тепле, мимо нас проехала повозка, запряженная двумя крупными лошадьми. Огонек среагировал мгновенно: в два хищных прыжка он обогнал повозку, выбежал на середину дороги и замахал руками. Вспыхнула очередная молния. В ее сиянии Огонек показался инфернальным, лунным, его мокрые волосы загорелись, заискрились. На месте возничего я бы стеганул лошадей, да умчался от такого пассажира куда подальше. К моему удивлению, повозка притормозила.
— Светлого вечера! — Огонек умудрился не запутаться в рясе и сделать что-то на манер светского поклона. — Ради Волшебного Колеса, подвезите!
— Залазьте! — весело откликнулся возничий.
Не веря своему счастью, мы с Огоньком забрались в повозку. Самодельная крыша немного протекала, но здесь было значительно теплее, к тому же на полу лежали толстые ватные одеяла. Я закутался в них с головой.
— Спасибо, спасибо, спасибо! — приговаривал Огонек, выжимая рясу. — Я, знаете ли, грозы не боюсь, но мой попутчик чуть что ноет и жалуется, так что приходится искать обходные пути. Хотите, я поведу лошадей, а вы отдохнете? — любезно предложил он. — Я могу, мне не сложно, я дорогу хорошо знаю. Вы же в город, да? Ну вот, мы тоже в город! Отдохните, серьезно.
— Залазьте! — весело откликнулся возничий.
Не веря своему счастью, мы с Огоньком забрались в повозку. Самодельная крыша немного протекала, но здесь было значительно теплее, к тому же на полу лежали толстые ватные одеяла. Я закутался в них с головой.
— Спасибо, спасибо, спасибо! — приговаривал Огонек, выжимая рясу. — Я, знаете ли, грозы не боюсь, но мой попутчик чуть что ноет и жалуется, так что приходится искать обходные пути. Хотите, я поведу лошадей, а вы отдохнете? — любезно предложил он. — Я могу, мне не сложно, я дорогу хорошо знаю. Вы же в город, да? Ну вот, мы тоже в город! Отдохните, серьезно.
«Светок, слуга Колеса! Все мы знаем, кто есть женщина. Женщина есть сестра-близнец злодейки-луны, и никакого счастья она не принесет.»
Лошадь недовольно замычала, возничий передал Огоньку вожжи. Тот скрылся в темноте и погнал сквозь поле к городу. Ко мне же из темноты вышел возничий — возничия, если быть точным. Красивее девушки я в жизни не встречал! На самом деле, я в своей жизни вообще не встречал девушки. В основном, мне встречались старухи-монахини.
— Светлого вечера! — улыбнулась она. — Вот это погодка, а?
Я коротко кивнул. Учитель предупреждал меня об опасностях подобных бесед.
— Светлого вечера! — улыбнулась она. — Вот это погодка, а?
Я коротко кивнул. Учитель предупреждал меня об опасностях подобных бесед.
— Как вас зовут? — прокричал Огонек из темноты.
— Май, — ответила девушка. — Знаете старую песенку «Колесо восходит в месяц май, а ты в любовь со мной играй»?
— «Цветы любви ты поливай, ла-ла, ла-ла, ла-ла, ла-лай» — пропел Огонек
— Точно. Меня назвали в честь строчки про восходящее солнце.
— Вы музыкант?
— Можно и так сказать.
Май подошла к груде одеял, бережно развернула одно из них и достала мандолину.
— Хотите, что-нибудь спою? Будет не так скучно.
— Очень хотим! — заверил Огонек
— Май, — ответила девушка. — Знаете старую песенку «Колесо восходит в месяц май, а ты в любовь со мной играй»?
— «Цветы любви ты поливай, ла-ла, ла-ла, ла-ла, ла-лай» — пропел Огонек
— Точно. Меня назвали в честь строчки про восходящее солнце.
— Вы музыкант?
— Можно и так сказать.
Май подошла к груде одеял, бережно развернула одно из них и достала мандолину.
— Хотите, что-нибудь спою? Будет не так скучно.
— Очень хотим! — заверил Огонек
Ее пальцы коснулись струн, и мандолина печально зазвенела. Повозка шаталась из стороны в сторону, капли дождя падали на одеяло и растекались небрежными пятнами. Май начала наигрывать задумчивую мелодию. Я закрыл глаза. Сквозь сон до меня долетали отдельные слова песни, и то были красивые слова, чем-то похожие на молитву.
«В темноте, в темноте
Как страшно в темноте.
Знай же, солнце, этой ночью я ищу тебя везде.
В пустоте, в пустоте
Как страшно в пустоте!
В небе, в море, в диком поле — я ищу тебя везде
В каждом сне, в каждом сне
В темноте и пустоте
Я ищу тебя, о, солнце, я ищу тебя везде»
Как страшно в темноте.
Знай же, солнце, этой ночью я ищу тебя везде.
В пустоте, в пустоте
Как страшно в пустоте!
В небе, в море, в диком поле — я ищу тебя везде
В каждом сне, в каждом сне
В темноте и пустоте
Я ищу тебя, о, солнце, я ищу тебя везде»
Внутри меня жила надежда, что мне удастся хорошенько выспаться, но через пару часов меня растолкала Май. Она приложила палец к губам и кивнула в сторону Огонька. Он спал, укрывшись сразу четырьмя одеялами.
— Простите, о, почтенная леди, но ежели подошла моя очередь вести лошадей, то я вынужден отказать, за неумением... — я запутался в витиеватой фразе и вконец растерялся.
— Никого вести не надо. Мы уже в городе, и теперь Огонек — если, конечно, мы зовем его Огонек — отсыпается.
Май изменилась. В ее голосе не было прежнего дружелюбия. Будто какая-то другая Мая играла ночью на мандолине и пела о Волшебном Колесе. Миряне предпочитают называть его «солнцем», хоть в этом нет большого смысла.
— Знаешь, кто это? — Май протянула мне хорошо знакомый листок с изображением Рыжика-Разбойника.
— Никого вести не надо. Мы уже в городе, и теперь Огонек — если, конечно, мы зовем его Огонек — отсыпается.
Май изменилась. В ее голосе не было прежнего дружелюбия. Будто какая-то другая Мая играла ночью на мандолине и пела о Волшебном Колесе. Миряне предпочитают называть его «солнцем», хоть в этом нет большого смысла.
— Знаешь, кто это? — Май протянула мне хорошо знакомый листок с изображением Рыжика-Разбойника.
— Воришка, — тихо сказал я.
— Это твой друг Огонек. Рыжие волосы, безумный взгляд. Я сразу его узнала, только он выскочил вчера на дорогу, под колеса повозки. В общем-то, Огонек украл Волшебное Колесо.
— Невозможно....
— Возможно! — она яростно смяла портрет. — Он украл наше солнце. Украл, и продал на базаре, или проиграл в карты. Уж я знаю таких молодцов!
Она окинула спящего Огонька презрительным взглядом.
— Давно Рыжик записался в жрецы?
— Около трех месяцев назад.
— Все сходится! Как раз в это время я потеряла его след.
— Это твой друг Огонек. Рыжие волосы, безумный взгляд. Я сразу его узнала, только он выскочил вчера на дорогу, под колеса повозки. В общем-то, Огонек украл Волшебное Колесо.
— Невозможно....
— Возможно! — она яростно смяла портрет. — Он украл наше солнце. Украл, и продал на базаре, или проиграл в карты. Уж я знаю таких молодцов!
Она окинула спящего Огонька презрительным взглядом.
— Давно Рыжик записался в жрецы?
— Около трех месяцев назад.
— Все сходится! Как раз в это время я потеряла его след.
Май не сиделось на месте, она ходила вокруг меня кругами. В ее ушах болтались нити сережек — я смотрел, как они танцуют, и у меня кружилась голова.
— Вы ведь не настоящая певица, верно?
— Я охотница за головами, — усмехнулась Май. — А ты настоящий разбойник?
— Я вообще не разбойник, я жрец, я слуга Огненного Колеса! — мой голос звучал по-детски жалобно.
Май склонилась ко мне и ласково проговорила:
— Все хорошо, такое случается. Любой может связаться с плохими ребятами, это неважно. Важно лишь то, как мы с тобой поступим дальше.
— У меня нет денег и связей, — на всякий случай предупредил я.
— Зато деньги и связи есть у меня. Предлагаю два варианта. Первый: ты помогаешь поймать Рыжика, а взамен получаешь хорошую награду. Второй: я беру нож и разрезаю горло сначала Рыжику, потом тебе.
— Вы ведь не настоящая певица, верно?
— Я охотница за головами, — усмехнулась Май. — А ты настоящий разбойник?
— Я вообще не разбойник, я жрец, я слуга Огненного Колеса! — мой голос звучал по-детски жалобно.
Май склонилась ко мне и ласково проговорила:
— Все хорошо, такое случается. Любой может связаться с плохими ребятами, это неважно. Важно лишь то, как мы с тобой поступим дальше.
— У меня нет денег и связей, — на всякий случай предупредил я.
— Зато деньги и связи есть у меня. Предлагаю два варианта. Первый: ты помогаешь поймать Рыжика, а взамен получаешь хорошую награду. Второй: я беру нож и разрезаю горло сначала Рыжику, потом тебе.
Сколько мудрости было в словах Учителя! Не иначе, женщина — двойница луны!
— Хорошо. Я помогу тебе поймать Огонька.
— Правильный выбор!
— Правильный выбор!
— Все, что от тебя требуется: задержать Рыжика в городе до вечера. На закате я приглашу его в таверну, якобы послушать любовные баллады. У входа его будет поджидать стража. Воришку накажут, а тебя в благодарность осыпят золотом.Идет?
Золото интересовало меня в последнюю очередь Дело тут было не в монетах. Судьба Колеса лежала в моих руках. Я будто бы чувствовал в ладонях что-то круглое и теплое. Впервые у меня появился реальный шанс вернуть Колесо на небо. Даже если Огонек проиграл его в карты, у меня получится напасть на реальный след. Лишь одно беспокоило меня: что, если Май ошибается, и Огонек — вовсе не жестокий разбойник, а такой же молодой жрец, как и я? С другой стороны, портрет Рыжика говорил сам за себя. За себя также говорил острый, блестящий нож, который Май будто бы ненароком решила заточить.
Золото интересовало меня в последнюю очередь Дело тут было не в монетах. Судьба Колеса лежала в моих руках. Я будто бы чувствовал в ладонях что-то круглое и теплое. Впервые у меня появился реальный шанс вернуть Колесо на небо. Даже если Огонек проиграл его в карты, у меня получится напасть на реальный след. Лишь одно беспокоило меня: что, если Май ошибается, и Огонек — вовсе не жестокий разбойник, а такой же молодой жрец, как и я? С другой стороны, портрет Рыжика говорил сам за себя. За себя также говорил острый, блестящий нож, который Май будто бы ненароком решила заточить.
4. Сказочное богатство
Я бродил по серым улочкам, тянул время и чувствовал себя несчастным. Мой Учитель часто говаривал: «Светок, слуга Колеса! Истинный жрец всегда скажет полуправду. В этом нет ничего зазорного: так устроен наш мир!» И все-таки, мне было противно обманывать Огонька, слушать его беспечную болтовню и знать, что меньше чем через час его рыжая голова окажется за решеткой.
— Май сказала, что я ее заинтриговал! Будто бы для нее нет большего счастья, чем пойти со мной слушать баллады! — Огонек захлебывался словами, он совсем потерял голову. — Чувствую, мы задержимся в этом городке чуть дольше, чем предполагалось. Я надеюсь, ты не против? Тебе тоже полезно будет здесь побродить.
Я не стал спрашивать, в чем заключается эта невероятная польза. Вместо этого я в очередной раз постарался намекнуть Огоньку, что ему не следует встречаться с Май.
— ...в конце концов, ты все еще жрец. Мы давали клятву, что будем любить лишь Волшебное Колесо.
— Пустяки! — отмахнулся Огонек — Если честно, я никогда не был жрецом по-настоящему.
— Зачем же ты пришел в монастырь?
— Было любопытно посмотреть, как вы там живете.
Я не знал, как поступить, и разрывался на части. Как послушный жрец, я был обязан вернуть Колесо и схватить Рыжика-Разбойника. Это казалось мудрым и верным, но на деле превращалось в черную неблагодарность. В конце концов, Огонек взял меня с собой в путешествие. Он не позволил мне выпить яду и предложил вместе искать Колесо. Так не поступают разбойники. К тому же, если Колесо было у него, он бы вряд ли отправился за ним в неведомые края.
— Май сказала, что я ее заинтриговал! Будто бы для нее нет большего счастья, чем пойти со мной слушать баллады! — Огонек захлебывался словами, он совсем потерял голову. — Чувствую, мы задержимся в этом городке чуть дольше, чем предполагалось. Я надеюсь, ты не против? Тебе тоже полезно будет здесь побродить.
Я не стал спрашивать, в чем заключается эта невероятная польза. Вместо этого я в очередной раз постарался намекнуть Огоньку, что ему не следует встречаться с Май.
— ...в конце концов, ты все еще жрец. Мы давали клятву, что будем любить лишь Волшебное Колесо.
— Пустяки! — отмахнулся Огонек — Если честно, я никогда не был жрецом по-настоящему.
— Зачем же ты пришел в монастырь?
— Было любопытно посмотреть, как вы там живете.
Я не знал, как поступить, и разрывался на части. Как послушный жрец, я был обязан вернуть Колесо и схватить Рыжика-Разбойника. Это казалось мудрым и верным, но на деле превращалось в черную неблагодарность. В конце концов, Огонек взял меня с собой в путешествие. Он не позволил мне выпить яду и предложил вместе искать Колесо. Так не поступают разбойники. К тому же, если Колесо было у него, он бы вряд ли отправился за ним в неведомые края.
Огонек пожал плечами. Он не понимал намеков.
Я предпринял последнюю, отчаянную попытку и картинно-удивленно проговорил:
— Как странно, что Май не побоялась остановиться прошлой ночью и так легко впустила нас к себе!
— Май — милая девушка, что тут такого? Почему-то всякие легенды про Волшебное Колесо тебе странными не кажутся. Колесо прокатилось по всем хилым и убогим, и они тут же исцелились. Вот это я понимаю, странно.
— Это не странно, это метафора...
— Как странно, что Май не побоялась остановиться прошлой ночью и так легко впустила нас к себе!
— Май — милая девушка, что тут такого? Почему-то всякие легенды про Волшебное Колесо тебе странными не кажутся. Колесо прокатилось по всем хилым и убогим, и они тут же исцелились. Вот это я понимаю, странно.
— Это не странно, это метафора...
Как сверкающие молнии, мы с самого утра носились по городу. Огонек решил навсегда распрощаться с рясой жреца, а взамен подыскать себе какой-нибудь красивый мирской наряд. Он остановил свой выбор на плаще голубого цвета — когда-то я бы сказал «небесно-голубого» — после чего долго вился вокруг торговца и так ему надоел, что тот согласился обменять плащ на рясу и священную подвеску Служителя Колеса. Я старался не думать, что сказал бы Учитель об этой чудовищной сделке.
В городе было неуютно. Казалось, весь небесный смог скопился на улицах. Мы брели в зловонном тумане, из которого бесплотными духами выступали торговцы и попрошайки. Они требовали от нас денег так настойчиво, что я чувствовал себя голым.
— Мы сказочно богаты, друг мой, — заявил Огонек.
Его слова противоречили моим мыслям настолько, что я остановился посреди улицы и вытаращился на него. Он рассмеялся:
— Только подумай, вчера мы оказались на волосок от гибели! Сумасшедший жрец чуть не опоил нас цикутой, но мы скрылись, мы сбежали! Мы ночевали в грозу, насквозь промокли, а потом встретили девушку, краше которой свет не видывал! Счастливое время, правда?
В его голосе звенело что-то отчаянное. Я вспомнил, как Огонек смотрел на грозовое небо: так, будто хотел впитать в себя каждую молнию.
— Два пилигрима, в кромешной темноте, но с сердцем горячим, как солнце!
Гей-гоп! На заре ты войдешь в самые неведомые города, на закате поднимешься в горы, непокорные горы. Ну что за жизнь!
Он зашелся в дикой пляске — казалось, с его подошв слетают искры.
Его слова противоречили моим мыслям настолько, что я остановился посреди улицы и вытаращился на него. Он рассмеялся:
— Только подумай, вчера мы оказались на волосок от гибели! Сумасшедший жрец чуть не опоил нас цикутой, но мы скрылись, мы сбежали! Мы ночевали в грозу, насквозь промокли, а потом встретили девушку, краше которой свет не видывал! Счастливое время, правда?
В его голосе звенело что-то отчаянное. Я вспомнил, как Огонек смотрел на грозовое небо: так, будто хотел впитать в себя каждую молнию.
— Два пилигрима, в кромешной темноте, но с сердцем горячим, как солнце!
Гей-гоп! На заре ты войдешь в самые неведомые города, на закате поднимешься в горы, непокорные горы. Ну что за жизнь!
Он зашелся в дикой пляске — казалось, с его подошв слетают искры.
— Подумаешь, темнота! Старик-Учитель так ее боялся, так трясся. Тоже мне, птица! Будто темноте нужны его рыхлые кости... — Огонек перестал плясать, хлопнул меня по плечу и проговорил: — Светок, друг мой, вот тебе первое и последнее правило. В темноте нужно быть яростным. Тогда не будет страшно.
5. Полуправда
Я проводил Огонька до переулка, в котором прятался трактир.
— Пожелай мне удачи! — он заглянул в лужу, поймал свое отражение, взлохматил волосы. — Раньше утра не жди!
Он помахал мне на прощание и побежал, озаряя темноту рыжими прядями. Мне захотелось поскорее уйти отсюда, но ноги не слушались, и я остался. Прижавшись щекой к мокрой каменной кладке, я наблюдал, как Май появляется в окружении королевской охраны. Огонек не ждал засады, растерялся и промедлил бесценные пару секунд. Стража окружила его кольцом.
В голубом плаще Огонек походил на перепуганного мотылька. Он метался от одного серого стражника к другому, пытался найти лазейку и ускользнуть — но было поздно. Май скрутила его руки за спиной и крепко связала.
— Рыжик-Разбойник, вы обвиняетесь в краже Волшебного Колеса, — объявила она. — За мертвого разбойника дают столько же, сколько и за живого. Так что сотрудничать в твоих интересах. Не советую хранить молчание.
Она ударила его по ребрам, Огонек согнулся пополам. Я уговаривал себя, что помог поймать преступника и поступил правильно. Легче не становилось.
— Пожелай мне удачи! — он заглянул в лужу, поймал свое отражение, взлохматил волосы. — Раньше утра не жди!
Он помахал мне на прощание и побежал, озаряя темноту рыжими прядями. Мне захотелось поскорее уйти отсюда, но ноги не слушались, и я остался. Прижавшись щекой к мокрой каменной кладке, я наблюдал, как Май появляется в окружении королевской охраны. Огонек не ждал засады, растерялся и промедлил бесценные пару секунд. Стража окружила его кольцом.
В голубом плаще Огонек походил на перепуганного мотылька. Он метался от одного серого стражника к другому, пытался найти лазейку и ускользнуть — но было поздно. Май скрутила его руки за спиной и крепко связала.
— Рыжик-Разбойник, вы обвиняетесь в краже Волшебного Колеса, — объявила она. — За мертвого разбойника дают столько же, сколько и за живого. Так что сотрудничать в твоих интересах. Не советую хранить молчание.
Она ударила его по ребрам, Огонек согнулся пополам. Я уговаривал себя, что помог поймать преступника и поступил правильно. Легче не становилось.
Вопреки запретам Учителя, я отправился в таверну — самую грязную и мрачную таверну, которая нашлась в этом унылом городке. Я попросил налить мне рубинового напитка и провел ночь в глухом тумане. Помню лишь, что под утро я рассказывал всем желающим о своем несчастном путешествии. Я поведал о том, как все жрецы выстроились в очередь к чаше с цикутой, и назвал Учителя «старым ослом». Я поведал о ночной грозе и прекрасной охотнице за головами. Я поведал о своем друге Огоньке, который оказался похитителем Колеса.
— Погоди-ка, лысый! Хочешь сказать, Рыжика-Разбойника поймали?
— Рыжик взаправду украл Колесо?
— Значит, Колесо вернется на небо?
В какой-то момент я погрузился в долгий, тяжелый сон и очнулся только под вечер. Голова гудела, в таверне не было ни души. Я встретился со своим отражением в грязной сковороде и равнодушно подумал, что выгляжу как самый настоящий разбойник, хуже Рыжика. Ряса истрепалась, священная подвеска Служителя Колеса пропала — возможно, так я заплатил за очередной кубок рубинового напитка.
— Погоди-ка, лысый! Хочешь сказать, Рыжика-Разбойника поймали?
— Рыжик взаправду украл Колесо?
— Значит, Колесо вернется на небо?
В какой-то момент я погрузился в долгий, тяжелый сон и очнулся только под вечер. Голова гудела, в таверне не было ни души. Я встретился со своим отражением в грязной сковороде и равнодушно подумал, что выгляжу как самый настоящий разбойник, хуже Рыжика. Ряса истрепалась, священная подвеска Служителя Колеса пропала — возможно, так я заплатил за очередной кубок рубинового напитка.
Я вышел в переулок. Небо будто припорошили сажей. На площади перед трактиром столпился народ. Я очутился в круговороте людей, меня вытолкнуло в первые ряды. Вокруг меня резвились дети. Они карабкались на плечи друг другу. Тот, кто оказывался на вершине, поднимал над головой деревянное колесо, выкрашенное желтой краской, и кричал «Свет-свет-свет!»
Я пригляделся: такие самодельные колеса были почти у каждого на площади. Какой-то старик толкал огромное мельничное колесо, чуть не задавившее детей рядом со мной. Многие держали факелы и тянули их в самое небо, надеясь, что огонь рассеет мрак. И все кричали: по началу неразборчиво, потом в слаженном ритме:
— Свет-свет Колесу! Смерть-Смерть Рыжику!
— Свет-свет Колесу! Смерть-Смерть Рыжику!
Под восторженные крики толпы на площади появилась Май. Она взгромоздилась на пивную бочку возле таверны и провозгласила:
— Вести из замка!
Все смолкли, только старик с огромным колесом продолжил напевать «свет-свет-свет».
— Рыжик-Разбойник не признается, куда подевал Колесо. Он заявляет, что Волшебного Колеса не существует.
Толпа яростно взревела.
— Собрание в лице Судьи, Священника и Придворного Мага решило приговорить Рыжика к сожжению на костре. И если Колесо заблудилось во мраке и не может найти к нам дорогу, горящая плоть разбойника осветит ему путь!
— Вести из замка!
Все смолкли, только старик с огромным колесом продолжил напевать «свет-свет-свет».
— Рыжик-Разбойник не признается, куда подевал Колесо. Он заявляет, что Волшебного Колеса не существует.
Толпа яростно взревела.
— Собрание в лице Судьи, Священника и Придворного Мага решило приговорить Рыжика к сожжению на костре. И если Колесо заблудилось во мраке и не может найти к нам дорогу, горящая плоть разбойника осветит ему путь!
Поднялся невообразимый шум, все кричали «Ура!». Я вспомнил, как Огонек бежал по полю и тоже кричал «Ура!». Он кричал совсем по-другому. Тоже яростно, но по-другому. Я схватился за голову, прокричал «Ура!» вместе с толпой, потом опустился на колени и прошептал:
«Катись во мрак, несчастное Колесо! Ты вообще не похоже на Колесо, ты похоже на глупый, розовый шар. Ты не больше, чем надутая щека. Несчастное Колесо, я проклинаю тебя!»
«Катись во мрак, несчастное Колесо! Ты вообще не похоже на Колесо, ты похоже на глупый, розовый шар. Ты не больше, чем надутая щека. Несчастное Колесо, я проклинаю тебя!»
«Истинный жрец всегда скажет полуправду».
Мне хотелось плакать, мне было страшно. Я думал, хочется ли плакать Огоньку. Боится ли он, или все так же яростно смеется? Я протиснулся сквозь толпу и кое-как подобрался к бочке, на которой бесновалась Май. Она весело окликнула меня:
— Пришел за наградой?
— Я хочу поговорить с Огоньком перед тем, как его сожгут. Другу он скорее расскажет, куда спрятал Колесо. Думаю, у меня получится его разговорить.
— Пришел за наградой?
— Я хочу поговорить с Огоньком перед тем, как его сожгут. Другу он скорее расскажет, куда спрятал Колесо. Думаю, у меня получится его разговорить.
6. Клетка
Огонька прятали в темнице за семью замками, ключи от которых Май хранила у себя на шее и не доверяла никому.
— Даю вам час на разговоры. Пожалуйста, без всяких фокусов.
Когда последний замок был повержен, меня обыскала стража. Они нашли лишь портрет «Рыжика-Разбойника», который я стянул у паренька в трактире, — все мое печальное имущество — и объявили, что я могу войти.
— Не боишься?
Я покачал головой — надеюсь, достаточно яростно — и ступил в темницу к Огоньку. Дверь захлопнулась. Слышно было, как Май поворачивает ключ в каждом замке.
Внутри все было таким же сырым и серым, как снаружи. За тем исключением, что в углу комнаты лежал Огонек. Он свернулся на матрасе с соломой, накрывшись голубым плащом. Он казался больным и замерзшим, рыжие волосы потускнели.
Я опустился рядом и тронул его за плечо. Больше всего я боялся, что он не ответит, так и будет лежать, безжизненный и холодный. К счастью, Огонек тут же встрепенулся, подскочил и воскликнул:
— Гляньте-ка, у меня гости! — его губы расплылись в улыбке.
Мне захотелось улыбнуться в ответ, но ничего не получилось: как бы яростно я не сдерживал слезы, они сами хлынули из глаз. Я знавал его лукавую улыбку, презрительную усмешку, недобрый оскал. Но сейчас все было по-другому. Огонек улыбался так счастливо, будто ждал меня, но до конца не верил, что я приду.
— Тоже мне, трогательный какой, — пробормотал Огонек. Он растерянно смотрел, как я плачу, и не знал, что бы еще сказать.
— Даю вам час на разговоры. Пожалуйста, без всяких фокусов.
Когда последний замок был повержен, меня обыскала стража. Они нашли лишь портрет «Рыжика-Разбойника», который я стянул у паренька в трактире, — все мое печальное имущество — и объявили, что я могу войти.
— Не боишься?
Я покачал головой — надеюсь, достаточно яростно — и ступил в темницу к Огоньку. Дверь захлопнулась. Слышно было, как Май поворачивает ключ в каждом замке.
Внутри все было таким же сырым и серым, как снаружи. За тем исключением, что в углу комнаты лежал Огонек. Он свернулся на матрасе с соломой, накрывшись голубым плащом. Он казался больным и замерзшим, рыжие волосы потускнели.
Я опустился рядом и тронул его за плечо. Больше всего я боялся, что он не ответит, так и будет лежать, безжизненный и холодный. К счастью, Огонек тут же встрепенулся, подскочил и воскликнул:
— Гляньте-ка, у меня гости! — его губы расплылись в улыбке.
Мне захотелось улыбнуться в ответ, но ничего не получилось: как бы яростно я не сдерживал слезы, они сами хлынули из глаз. Я знавал его лукавую улыбку, презрительную усмешку, недобрый оскал. Но сейчас все было по-другому. Огонек улыбался так счастливо, будто ждал меня, но до конца не верил, что я приду.
— Тоже мне, трогательный какой, — пробормотал Огонек. Он растерянно смотрел, как я плачу, и не знал, что бы еще сказать.
— Тебя собираются сжечь, — выдавил я сквозь слезы.
— А ты, значит, пришёл попрощаться?
— Я хочу спасти тебя, но не знаю, как.
— Что тебе подсказывает Волшебное Колесо?
— Я больше не верю в Волшебное Колесо.
— Зря.
— От него одни проблемы.
— Это Волшебное Колесо помешало тебе рассказать, что Май — ищейка?
Я закрыл лицо руками.
— Да ладно, не казнись. Мне все равно... — он оборвал себя на полуслове, откинулся на спину и закрыл глаза.
— Светок, почитай молитву. — тихонько попросил он
И я опустился на колени, и прочитал молитву «Будь ярок твой свет, о, волшебное Колесо огня». Огонек лежал рядом и улыбался. Когда я закончил читать, он спросил:
— «Ты способно разогнать мрак, согреть продрогшего, утешить печального», думаешь, это действительно так? Вот тебя бы сейчас утешило солнце?
— Светок, почитай молитву. — тихонько попросил он
И я опустился на колени, и прочитал молитву «Будь ярок твой свет, о, волшебное Колесо огня». Огонек лежал рядом и улыбался. Когда я закончил читать, он спросил:
— «Ты способно разогнать мрак, согреть продрогшего, утешить печального», думаешь, это действительно так? Вот тебя бы сейчас утешило солнце?
— Солнце, — повторил я. Мне нравилось, как звучит это слово. — Да, меня бы утешило солнце. Ты все-таки украл его, да?
Он не ответил, только загадочно приложил палец к губам.
— Рыжик-Разбойник — твое прозвище?
— Знаменитый похититель сердец и рыбы. Прошу любить и жаловать.
Я коснулся портрета Рыжика, спрятанного в складках рясы. По крайней мере, теперь у меня останется хоть что-то на память.
— Тебя уже никак не спасти?
— Я, знаешь ли, давненько не горел. Зачем лишать себя такой возможности?
Послышался скрежет ключа. Наше время подходило к концу.
— Так хорошо, что ты пришел. Я думал, тебя ко мне не пустят. Даже написал прощальное письмо, — Огонек выудил мятый конверт и протянул мне. — Сейчас читать не надо! Читай после костра.
Он не ответил, только загадочно приложил палец к губам.
— Рыжик-Разбойник — твое прозвище?
— Знаменитый похититель сердец и рыбы. Прошу любить и жаловать.
Я коснулся портрета Рыжика, спрятанного в складках рясы. По крайней мере, теперь у меня останется хоть что-то на память.
— Тебя уже никак не спасти?
— Я, знаешь ли, давненько не горел. Зачем лишать себя такой возможности?
Послышался скрежет ключа. Наше время подходило к концу.
— Так хорошо, что ты пришел. Я думал, тебя ко мне не пустят. Даже написал прощальное письмо, — Огонек выудил мятый конверт и протянул мне. — Сейчас читать не надо! Читай после костра.
Страшно не будет, будет весело. Обещаю.
Я пожалел, что сам не догадался написать письмо. Внутри меня было столько слов. Мне хотелось сказать Огоньку то же, что он говорил мне когда-то: «Два пилигрима в кромешной темноте, с сердцем горячим, как солнце». Вместо этого я сказал «спасибо» и крепче сжал зубы, только бы снова не разрыдаться.
— Да, вот еще, — сказал Огонек, когда последний замок слетел с двери и в проходе возникла стража. — Пожалуйста, приходи на мою казнь!
— Да, вот еще, — сказал Огонек, когда последний замок слетел с двери и в проходе возникла стража. — Пожалуйста, приходи на мою казнь!
7. Костер
Я стоял у самого костра среди зевак. Все мы смотрели, как Огонька привязывают к деревянному шесту и обносят хворостом, но только я один знал, кто такой Огонек, и почему его нельзя сжигать. Я старался не думать о том, как его рыжие кудри и сверкающие глаза обратятся в пепел, я старался отвлечься, но на что? Рассветное небо было серым, ни один луч не смел пробиться сквозь густой навар облаков.
Моросил мелкий дождик: не такой сильный, чтобы потушить костер, но достаточный для того, чтобы сделать ритуал сожжения более болезненным и неприятным. Как глупо, что толпа не просто сжигает Огонька, но и надеяться, что это понравится солнцу и призовет его обратно. Огонек — самое светлое, что случалось в моей жизни. Он был светлее Учителя, братьев и Волшебного Колеса.
Мои уши будто заткнули ватой, я перестал слышать слова и воспринимать звуки. Судья, Священник, Придворный Маг по очереди выходили на подмостки и обвиняли Огонька в краже Колеса. Я смотрел, как забавно они разевают рты, но не мог понять, о чем конкретно они толкуют. Кажется, Огонек тоже их не слушал. На его лице застыло напряженное, сосредоточенное выражение перед прыжком в бесконечность. Огонек смотрел куда-то вверх. Лишь раз он бросил беспокойный взгляд на меня, скорчил забавную рожицу, и вновь уставился в небо.
Моя избирательная глухота растаяла, как только на подмостки вскочила Май и закричала: «Свет-свет Колесу! Смерть-смерть Рыжику!». Толпа подхватила за ней эту глупую считалочку. Она даже рифмовалась плохо.
— Сожжем разбойника! — Май схватила деревянную головешку, пылающую огнем, подбежала к куче хвороста и приготовилась поджечь сухие ветки. — Рыжик-разбойник, ваши последние слова? Если, конечно, кому-то интересны последние слова похитителя солнца!
— Я не похищал солнце.
Май безжалостно поднесла головешку к хворосту.
Толпа заверещала в припадке восторга. Пламя поползло по стебелькам и листьям и через мгновение охватило деревянный шест. Я обещал Огоньку смотреть, я не смел зажмуриться и видел, как колючие искры подбираются все ближе к его ногам. Когда пламя охватил весь шест, мне захотелось отвернуться, но я встретился с Огоньком глазами. Он улыбался.
В эту секунду пламя добралось до его волос, но вместо того, чтобы загореться, рыжие прядки засверкали, будто огонь запутался в них. Я решил, что печаль лишила меня рассудка, да только так случилось не только с волосами. Пламя будто бы боялась прикасаться к его коже, оно фыркало и отскакивало золотыми искрами.
Я потер глаза и снова посмотрел на Огонька. Вокруг него все горело: хворост, шест, ветки, листья — сам он оставался цел. Теплый, радостный свет заливал его фигуру и не пропускал колючие языки огня. То было чудом, настоящим чудом!
— Сожжем разбойника! — Май схватила деревянную головешку, пылающую огнем, подбежала к куче хвороста и приготовилась поджечь сухие ветки. — Рыжик-разбойник, ваши последние слова? Если, конечно, кому-то интересны последние слова похитителя солнца!
— Я не похищал солнце.
Май безжалостно поднесла головешку к хворосту.
Толпа заверещала в припадке восторга. Пламя поползло по стебелькам и листьям и через мгновение охватило деревянный шест. Я обещал Огоньку смотреть, я не смел зажмуриться и видел, как колючие искры подбираются все ближе к его ногам. Когда пламя охватил весь шест, мне захотелось отвернуться, но я встретился с Огоньком глазами. Он улыбался.
В эту секунду пламя добралось до его волос, но вместо того, чтобы загореться, рыжие прядки засверкали, будто огонь запутался в них. Я решил, что печаль лишила меня рассудка, да только так случилось не только с волосами. Пламя будто бы боялась прикасаться к его коже, оно фыркало и отскакивало золотыми искрами.
Я потер глаза и снова посмотрел на Огонька. Вокруг него все горело: хворост, шест, ветки, листья — сам он оставался цел. Теплый, радостный свет заливал его фигуру и не пропускал колючие языки огня. То было чудом, настоящим чудом!
— Слушайте все! — провозгласил Огонек — Я не похищал солнце! Я и есть Солнце! Он взмахнул руками, и в глаза нам ударил ослепительный свет — свет преломил пламя, окутал Солнце и высвободил его. Заливаясь смехом, Солнце взвилось высоко в воздух, теряя человеческие черты, превращаясь в шар чистого, веселого света. Серые облака пошли трещинами, и небо стало цвета голубого плаща.
Я скорее разорвал конверт и прочитал залитое светом письмо — строчки, написанные солнцем.
«Светок, друг мой, как тебе такой поворот? Я, конечно, совсем не похож на то Колесо, которому ты молился днями напролет. Надеюсь, ты не слишком разочарован.
Вот оно какое, настоящее Солнце — беспечное Солнце, которому так скучно стало торчать на небе, что оно обратилось в рыжего мальчишку и покатилось смотреть, как живут люди на земле. Я успел побывать принцем, нищим, разбойником, моряком, жрецом. И всегда я катился дальше, дальше, дальше...
Надо сказать, земля — печальное место, и после года странствий я покидаю ее без всяких сожалений. Тем более, люди без меня становятся какими-то недобрыми. Вот уж не думал, что доведу вас до того, что вы решите меня сжечь!
Я рад, что встретил тебя под конец путешествия. Два пилигрима всегда лучше, чем один. Во всем монастыре ты был единственным человеком, которого по-настоящему хотелось спасти.
Не сердись и не забывай меня. Всякий солнечный день думай о том, что над твоей головой кружится не беспощадное, гордое Колесо, а всего лишь я, твой друг Огонек. Живи легко и весело, ладно?»
Вот оно какое, настоящее Солнце — беспечное Солнце, которому так скучно стало торчать на небе, что оно обратилось в рыжего мальчишку и покатилось смотреть, как живут люди на земле. Я успел побывать принцем, нищим, разбойником, моряком, жрецом. И всегда я катился дальше, дальше, дальше...
Надо сказать, земля — печальное место, и после года странствий я покидаю ее без всяких сожалений. Тем более, люди без меня становятся какими-то недобрыми. Вот уж не думал, что доведу вас до того, что вы решите меня сжечь!
Я рад, что встретил тебя под конец путешествия. Два пилигрима всегда лучше, чем один. Во всем монастыре ты был единственным человеком, которого по-настоящему хотелось спасти.
Не сердись и не забывай меня. Всякий солнечный день думай о том, что над твоей головой кружится не беспощадное, гордое Колесо, а всего лишь я, твой друг Огонек. Живи легко и весело, ладно?»
Конец
Верстка: Анастасия Волкова