Абраксас, кьяроскуро, чинквеченто, Герман Гессе и Караваджо… Калейдоскоп красок, имен и букв, место встречи искусства кисти и слова — текст о Пушкине как о Боге и Дьяволе. Екатерина Иванова действительно постаралась: отбросила «пластиковый нимб» и взглянула на Александра Сергеевича как на «обычного человека», рассортировав и расставив по полочкам пушкинские сюжеты, дуэли, «любови» и нарциссический образ бедненького Онегина, приниженного своим создателем. Со всех сторон рассмотрела, прижала к грязной стене и спросила: «А вы точно — гений?». Задала вопросы, рассмотрела на предмет рогов и/или крыльев, обнаружила «воспаленные глаза» и «горькую улыбку бога виноделия».

В ее тексте образ Пушкина обычен. Обычен не в плане дифирамбов в честь «всего нашего», а в плане честности и прозрачности образа, созданного на двух с половиной страницах черно-белого полотна. Екатерина не поскупилась на жесткость слова и осталась верна ему: например, осудила «мелодраматичные истории, включенные в «Повести Белкина»». Тезис вышел спорным, но требующим внимания и вызывающим на дуэль оскорбленного любителя Александра Сергеевича: «Как это — Пушкин и беллетрист?!».

Екатерина ставит под вопрос все, что я, ослепленная гением «солнца русской поэзии», люблю в Пушкине. Завидую ее смелости и чувствую остроту приведенных фактов: 40 десятков женщин, 21 несостоявшаяся дуэль и снисходительное отношение к собственным героям успешно «подкашивают» авторитет сомнительного Творца.

Уничижающий текст завлекает образной параллелью, грамотно проведенной с визуальным искусством. Соотнесение образа Пушкина с приемом Караваджо «кьяроскуро» четко дает мне понять то самое, «что хотел сказать автор». Вплетение Гессе и его Абраксаса подытоживает: синтез божественного и дьявольского отражает человеческую природу, стало быть, и природу самого Пушкина.

Приговор завершается «Больным Вакхом». Кольцевая композиция раскрывает образ поэта так, как его понимает Екатерина — «совсем не бог» оказывается сошедшим с картины Караваджо вечным гулякой, картежником и дуэлянтом. Однако Пушкин не становится Дьяволом, а лишь концентрирует в себе «человеческое» и ведет диалог с читателем, в котором для Екатерины Пушкин хорош более всего.

Екатерина не казнит Пушкина и уж тем более не кидает с «парохода современности». Но она видит в гении человечность и сопутствующие грехи, противится возвеличиванию кумира и предупреждает читателя. Ее рассуждения не становятся абсолютом, но заставляют мысль замереть и пойти в обратную сторону, а меня — всмотреться в пожелтевшее лицо классика с внезапно исчезнувшим нимбом.