март 2019 года
Анатолий Арефьев
Поэт и власть: вечное противостояние
Критический отклик на эссе Далии Домрачевой «Поэт и власть: что изменилось в соотношении этих феноменов от XIX к ХХ веку?»
В любые времена и на любой земле между поэтом и свободой стояла стена. Этой стеной была власть, для которой поэт был куда страшнее, опаснее и разрушительнее агрессивно настроенной толпы, размахивающей флагами. Для поэта флагом стала его строка — верная, точная, все проблемы отражающая. Ведь у них, у поэтов, было обострённое чувство справедливости, свободы, равенства, братства. И вот, когда тревога из-за отсутствия того, что так дорого сердцу, нарастает, поэт уже не в силах молчать, и приходится ему идти в бой за свободу в первых, обреченных на верную погибель, рядах.

В эссе Далии Домрачевой на примере трёх известных каждому судеб показана вечная борьба между поэтом и властью. Противоборство, из которого поэты, отстаивая своё мнение и сжигая себя дотла, не всегда выходили победителями. Да, они проигрывали, но ведь не сдавались. Читая эссе, кажется, что и Пушкин, и Ахматова, и Бродский, которых разделяли десятки лет, — современники друг друга, в разной степени пострадавшие от власти. Каждый из них нарисован Далией по-своему одиноким и по-своему несчастным. Складывается ощущение, что, описывая их, автор иногда сам себе противоречит. Или сами поэты при жизни себе противоречили? Пушкин, который в молодости так и норовил «кинуть булыжник в огород императора», в конце концов, смирился и согласился на своего рода сотрудничество с властью. Правда, вольностей ему это не добавило, а вот цензуру со стороны Николая I и Бенкендорфа усилило. Далия показывает Ахматову как человека, который не понаслышке знал, что такое сталинские репрессии: смерть мужа, многочисленные аресты сына. Но уже через абзац встречается фраза, что «положение поэта было не настолько плачевным, как может показаться» и что она должна быть обязана жене Сталина — Надежде Аллилуевой, подарившей ей «индульгенцию».

Бродский, который был обижен властью и обвинён в тунеядстве, а после и вовсе выслан из страны, пишет абсолютно противоречащее его собственной жизненной позиции стихотворение «Мой народ». Это был то ли литературный «паровозик», созданный для того, чтобы провести в печать другие стихи поэта, то ли созданное в угоду власти и политически выгодное ей произведение. Что, опять работа на власть? Какие же они тогда борцы за свободу, раз начали со своим противником не воевать, а сотрудничать? Самые настоящие. Эти поэты представляются мне диверсантами в тылу врага, которые пытались усыпить бдительность власти и спасти из плена Свободу. Да вот только удалось ли им это? Едва ли.

Эссе последовательно. От тесной «коморки цензуры» времён Пушкина, читатель переносится к «сталинской чуме» времён Ахматовой, потом к современной Бродскому общественной пирамиде, где на самой вершине находится «великий комбинатор Кремля». Такие неординарные сравнения и развернутые метафоры, как «власть выступила таможенником, отсеивающим всех вольномыслящих, будто они — контрабанда» работают на главную задачу Далии, которую, на мой взгляд, ей удалось выполнить, — показать, что от XIX к XX веку отношения между поэтом и властью не изменились.

Эссе, подобно истории, циклично. «Поэт искал абсолютную свободу. Государство пыталось перекрыть доступ к кислороду» — так начинается произведение, а так заканчивается — «Поэт по сей день ищет абсолютную свободу. Государство до сих пор пытается перекрыть доступ к кислороду». Это говорит о том, что пока существует общество и отсутствует свобода, вечное противостояние между поэтом и властью будет продолжаться снова и снова.