литературный сборник молодых авторов
литературный сборник молодых авторов
март 2019 года
Далия Домрачева
Критический отклик на сочинение Екатерины Ивановой «Кьяроскуро: темное и светлое в фигуре Пушкина, или Пушкин как бог»
Поэт-пророк. Борец за свободу. Любитель женской красоты. Ассоциации, возникающие в голове при упоминании А. С. Пушкина, разнообразны. Сейчас, в ХХI веке, дерево вариаций расцвело, свободные ветки кончились, фантазия, кажется, тоже.
«Сущность, заключающая в себе божественное и дьявольское, то есть, отражающее человеческую природу», — Пушкин-Абраксас или же Пушкин-Караваджо. Екатерина Иванова прибила к дереву новую ветку, снисходящую к земле, к самому началу культурной спирали, где зачинался конфликт ангельского и дьявольского, белого и чёрного. Зрел ли он в самом поэте — никто не скажет наверняка, однако автор заставляет «сомневаться в непорочности» Пушкина, открывает глаза на самую неожиданную и ожидаемую сторону «светила русской поэзии»: бытовую, человеческую. Он был грешен, как и все мы, а его сочинения и слава стали луной, затмившей порочное солнце. Пушкин противоречив: сначала автор ищет сходство со своим героем Онегиным, затем отдаляет его от себя; ищет то плотских утех, то платонической любви, будто она — его единственная муза. Писатель мечется меж двух огней, и непостоянство отдаляет его от доли божественного, которая есть в любом творце. «Пушкин… всё-таки совсем не бог», — здесь спорить с автором невозможно, однако произведения его «тленья избежали», пережили сочинения современников. Вывод один — проза и стихотворения Пушкина не обыденны и нетипичны для своего времени. «Повести Белкина», по мнению автора эссе, скопированные с прочих подобных произведений, легко узнаваемы читателем и по сей день. Лучшего подтверждения гениальности Пушкина сложно найти. Только вот между гением и богом нельзя ставить знак равенства.
Екатерина перевернула с ног на голову обычное представление о классике. Она разрушила монумент, нахально, но, в то же время, грациозно спустила почитателей поэта с небес на землю. Это не значит, что произведения Пушкина потеряли для меня смысл. Это не значит, что они перестанут вдохновлять и вызывать восхищение. Но теперь стёрта очередная граница бездонного сознания, а дерево вариаций пустило новые корни сквозь монолит прошлого.
«Сущность, заключающая в себе божественное и дьявольское, то есть, отражающее человеческую природу», — Пушкин-Абраксас или же Пушкин-Караваджо. Екатерина Иванова прибила к дереву новую ветку, снисходящую к земле, к самому началу культурной спирали, где зачинался конфликт ангельского и дьявольского, белого и чёрного. Зрел ли он в самом поэте — никто не скажет наверняка, однако автор заставляет «сомневаться в непорочности» Пушкина, открывает глаза на самую неожиданную и ожидаемую сторону «светила русской поэзии»: бытовую, человеческую. Он был грешен, как и все мы, а его сочинения и слава стали луной, затмившей порочное солнце. Пушкин противоречив: сначала автор ищет сходство со своим героем Онегиным, затем отдаляет его от себя; ищет то плотских утех, то платонической любви, будто она — его единственная муза. Писатель мечется меж двух огней, и непостоянство отдаляет его от доли божественного, которая есть в любом творце. «Пушкин… всё-таки совсем не бог», — здесь спорить с автором невозможно, однако произведения его «тленья избежали», пережили сочинения современников. Вывод один — проза и стихотворения Пушкина не обыденны и нетипичны для своего времени. «Повести Белкина», по мнению автора эссе, скопированные с прочих подобных произведений, легко узнаваемы читателем и по сей день. Лучшего подтверждения гениальности Пушкина сложно найти. Только вот между гением и богом нельзя ставить знак равенства.
Екатерина перевернула с ног на голову обычное представление о классике. Она разрушила монумент, нахально, но, в то же время, грациозно спустила почитателей поэта с небес на землю. Это не значит, что произведения Пушкина потеряли для меня смысл. Это не значит, что они перестанут вдохновлять и вызывать восхищение. Но теперь стёрта очередная граница бездонного сознания, а дерево вариаций пустило новые корни сквозь монолит прошлого.